Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов

Одна ты на свете! Одна ты такая —

Хранимая Богом родная земля!

Я замолчала. Слово Россия пока решила не произносить Князь смотрел на меня глазами, которые готовы были выпрыгнуть из орбит. Потом заметила, что моя свита молчит. Смотрит на меня такими же глазами, а у Божена, Ксении, Богдана, Ильи и Никифора на глазах слёзы. Улыбнувшись, продолжила.

— Наступает Великая эпоха, Идал. А ты хочешь быть её участником?

— Можно ли такое?

— Конечно, можно, Князь. Вопрос только в том, на чьей ты стороне будешь в этой Великой эпохе? В Великом противостоянии?

— На твоей стороне.

— Спасибо, Князь. Я это ценю. Поверь. Пойдём к твоему дяде. Ибо ты для него братучадо, так ведь?

— Так, Царица.

Я была уверена, что сейчас весть о новой песне о державе покатится по Москве, как лесной пожар. Молодцы наши пропагандисты из 21 века, такую песню сбацать. Очень сильную.

Мы прошли в Госпиталь. Я зашла в палату к Князю. С ним вместе лежали ещё двое человек. Один боярский сын и один какой-то там барон. Их пользовала Дарёна. У неё не забалуешь. Не нравится что-то? Пошёл на хрен. Она тоже подошла. Мы зашли втроём — я, Дарёна и Идал.

Князь лежал в своей койке. Увидев нас, обрадовался.

— Искадер-султан!!! Простите меня за неподобающий вид.

— По добру ли, господа? — Обратилась я ко всем в палате.

— По добру, Матушка. — Тут же ответил боярский сын, пытаясь встать. Но я остановила его жестом. Как и барона, и Князя Черкесского.

— Благодарствую. — Вставил своё слово барон. Он был немцем из Литвы. В Москву приехал по своим делам в Литовскую слободу, да и угодил в Госпиталь с аппендицитом. Дарёна сама уже справлялась с такими операциями. Барон довольно сносно говорил по нашему. Боярский сын же готовился к операции по удалению нароста, который образовался у него после удара саблей по лицу в виде шрама и закрывал ему левый глаз. Из-за этого вид у него был довольно жуткий.

— Как ты, Дмитрий Васильевич? Готовы к операции?

— Готов, Матушка-Государыня. Я правда видеть буду после этого обоими глазами?

— Будешь. Это я тебе обещаю.

Я видела, какими благодарным взглядом одарил меня он. А ведь я его назвала по имени отчеству. Для таких людей, как он, это было нечто. Потом посмотрела на Князя.

— Князь, давайте договоримся, что Искандер-Султан это в прошлом. Так меня называют исключительно мусульмане. Но мы же не они? Поэтому проще будет, Ваше Величество, если официально, либо Царица. Этого достаточно.

— Простите, Ваше Величество.

— Как себя чувствуете, Князь?

— Хорошо чувствую, Ваше Величество. Сначала была боль, да и сейчас есть, хоть и меньше. Но та боль была другая, привычная мне, как воину. А не та изматывающая и высасывающая все силы. Сейчас хорошо. Болит, конечно, но я её почти не замечаю.

— Всё верно, Князь. Боль должна была быть, ибо вмешательство в организм твой. Чужое. Но она пройдёт. — Посмотрела на Дарёну. — Как Князь с твоей точки зрения, дорогая?

— Динамика выздоровления положительная. — Что такое динамика, Дарёна, да и остальные мои лекари уже знали. Поэтому спокойно пользовались этими терминами и не только ими.

— Температура?

— В норме. По началу была, Матушка, но потом спала. Но ты и сама это знаешь.

— Это хорошо. Будем считать, что оперативное вмешательство прошло успешно. Парацельс всё написал? Описал всю операцию досконально?

— Да, Матушка. Я проверяла.

— Очень хорошо. Каждую операцию, какой бы она не была, простой или сложной, необходимо описывать детально, очень подробно. — Вновь обратилась к Князю. — Я не спрашивала, но… Где вы остановились, Князь?

— У Петра Ивановича Головина.

— О как! У казначея Великого Князя, моего супруга?

— Совершенно верно, Государыня.

— А почему именно у него?

— Так Пётр Иванович сын Ивана Владимировича Ховрина. Он внук первого Великокняжеского казначея Владимира Григорьевича Ховрина и племянник Дмитрия Владимировича Ховрина, по прозвищу Овца, который до него был казначеем. А Ховрины, Государыня, это одна из ветвей когда-то влиятельнейшего византийского рода Гаврасов. А в Крыму Гаврасы вообще были правящей династией в княжестве Феодоро. Вот Ховрины как раз из Крыма, в первой половине прошлого века выехали из Крыма в Москву. А с Гаврасами княжество Феодоро мои предки находились в хороших отношениях, вплоть до прихода осман, которые и уничтожили Гаврасов в Крыму.

— Они много кого уничтожили, твари. Но они за это ответят. — Смотрела на Князя. Улыбнулась. — Вот как у нас на Руси интересно появляются новые фамилии, да, Княже?

— О чём ты, Государыня? — Удивлённо спросил Князь.

— Ну вот смотри сам. Жили-были в княжестве Феодоро представители правящей династии Гаврасы. Так?

— Так. — Кивнул Князь. Боярин и барон внимательно слушали.

— Чуть меньше ста лет назад из Крыма в Москву перебирается представитель дома Гаврасов. Как его звали?

— Стефан или по-русски Степан, сын Василия Гавраса. С ним приехал и его сын Григорий. — Ответил Князь. Посмотрел на меня удивлённо. Я кивнула.

— Ну да. А какое прозвище было у Степана Васильевича?

— Ховра. Он ещё основал Симонов монастырь, куда и ушёл в монахи.

— Ну вот. Степан был ещё Гаврасом, но с прозвищем Ховра. А вот его сын Григорий уже стал Ховриным. Понимаешь, Княже? — Я улыбалась. Он кивнул мне, тоже улыбнувшись. Но я продолжила. — Но на этом история фамилии не остановилась. И уже у внука Григория — Ивана Владимировича Ховрина, появилось своё прозвище, Голова!

— Я понял, Государыня. — Засмеялся Князь. — И уже сына Ивана Головы, Петра стали называть не Ховрин, а Головин.

— Совершенно верно. — Кивнула я. — Но на этом не закончилось. Дело в том, Князь, что у Ивана Головы, было ещё три родных брата по имени Иван.

— Я знаю, Ваше Величество. Иван по прозвищу Хозюк, — я кивнула, — Иван Третьяк и Иван Четвертак.

— Третьяк и Четвертак, это по их старшинству. Третьяк, значит третий, а четвертак, значит четвёртый. У Ивана Ховрина Третьяка есть сын. Единственный. Тоже, кстати Иван. Так его уже зовут двойной фамилией Ховрин-Третьяк. А супруг мой как-то спросил его брата, казначея нашего, как там твой брат двухродный Ваня Третьяк поживает? И вот Ивана уже зовут не Ховрин-Третьяк, то есть двойной фамилией, а