Через два океана - Михаил Александрович Михеев

что ловить русских надо на подходах к портам, и преуспел в охоте. Александр же недооценил решимость противника перехватить их эскадру, и, когда сигнальщик заорал, что видит четыре крупных корабля, идущих наперерез, это стало для него весьма неприятным сюрпризом. А вскоре и сам он смог наблюдать в подзорную трубу довольно быстро приближающиеся корабли под французскими флагами. Действительно, четыре фрегата…

Пока что он не мог разобрать, что это за корабли. Тип «Артемиз» или тип «Немезис», а может, еще что – какая, в сущности, разница? Британцы их настроили много. Корабли наверняка не самые новые, однако достаточно сильные. На одних ставят пятьдесят две пушки, на других пятьдесят, так что разница невелика. А может, и что другое затесалось… Неважно. Главное, французский командующий явно настроен решительно, а значит, драки не избежать.

Что же, драки он не боялся, совместные эволюции кораблей давно отработаны. «Миранда» привычно встала головной, «Эвридика» пристроилась в кильватер. «Адмирал Бойль», грозный, но тихоходный, расположился третьим, а «Архангельск» со своими двадцатью пушками, занял место позади линкора. «Соловки» замыкал строй. Не совсем логично, однако команда на фрегате наименее опытная, да и в реальном бою стоять в общей линии Сафину пока не приходилось. Именно поэтому он изначально имел приказ не цепляться за хвост впереди идущего, а действовать по собственному усмотрению. Какого-нибудь флотоводца старой школы от подобного бы инфаркт хватил, но здесь особого выбора попросту не было.

У русских было на один корабль больше, но по количеству орудий стороны имели почти паритет. Да что там паритет, французская эскадра по огневой мощи была сильнее. Чуть-чуть, но все же. Плюс на их стороне имелось преимущество однородности строя – фрегаты одной или как минимум близких серий (все же небольшая разница была заметна), характеристики имели тоже похожие. Единственным, наверное, преимуществом русских оставался линейный корабль, но его возможности тоже не выглядели запредельными.

С другой стороны, «Миранда» была пароходом, а ветер пока что хоть и наполнял паруса, но не мог разогнать корабли до ее скорости. Плюс к тому недавно очищенные от морских обитателей корпуса… Впрочем, каково их состояние у французов, оставалось лишь гадать. Может, и не хуже. Да и благоприятствовал ветер больше русским, поэтому, несмотря на большую ходкость кораблей противника, идущих на перехват, расстояние сокращалось довольно медленно. А значит… Значит, хватило времени подумать.

Наверное, французы были в легком удивлении, когда всего в полумиле от них русская эскадра резко сменила курс, начав поворот влево. С одной стороны, это сбивало прицел уже готовящимся открыть огонь канонирам фрегатов, с другой – заметно сокращало дистанцию. А вот то, что корабли совершили манёвр не последовательно, а «все вдруг»[31], идя теперь строем уступа, весьма их озадачило. Такой слаженности от русских, да еще и идущих на разношерстных кораблях, они не ожидали. Недооценка противника же чревата проблемами. Впрочем, еще через минуту стала понятна суть манёвра, и это заставило противника начать спешно изобретать контрмеры. В противном случае вся русская эскадра прошла бы перед их флагманом, закрывающим наглых рейдеров от остальных французских кораблей. И получилось бы, что против немногочисленных носовых орудий фрегата работала бы почти сотня русских пушек. Разумеется, корабль, развернутый носом к противнику, не лучшая мишень, ну так и дистанция уже сократилась до безобразия. Статистику тоже никто не отменял, а потому испытывать судьбу как-то не хотелось.

Ответ французов был прост, логичен и предсказуем – положить руль влево и начать поворот, не давая охватить «голову» колонны. Однако манёвр чуть-чуть запоздал, и к тому же был выбран последовательный вариант, менее рискованный с точки зрения опасности столкновения, но и более медленный. К тому времени «Миранда», используя преимущество в скорости, даваемое паровой машиной, все же успела пересечь курс вражеского флагмана. Залп шлюпа, практически в упор – и, с задержкой в секунды, не более, почти одновременно удар из всех орудий левого борта русской эскадры.

Опередив французов с манёвром, русские сразу поставили их в невыгодное положение. Даже тем хотя бы, что инициатива теперь исходила от русской эскадры, а противник оказался в роли обороняющегося, к чему был совершенно не готов. И результат получился закономерным.

Головной фрегат получил несколько ядер в носовую оконечность, что было не смертельно, но все же неприятно. А в следующий момент, встав с ним борт в борт, дали залп «Эвридика» и «Адмирал Бойль». Французы ответили, но, учитывая количество ядер, которые за секунды до их залпа ударили в их корабль, получилось так себе. Хотя бы потому, что батарейная палуба изрядно пострадала, потери были велики, а руль превратился в груду обломков. Из-за последнего теряющий управление фрегат начало медленно, но притом неуклонно разворачивать, и это ставило на эффективном продолжении боя с его стороны жирный крест.

Но если он хотя бы успел ответить, то идущий следом мателот, только-только начавший поворачивать, оказался просто отменной мишенью сразу для двух русских кораблей. Каждый из них в отдельности был слабей француза, да и вместе, что греха таить, они не производили впечатления ультимативной силы, но, когда практически все ядра бьют в узкий сектор носовой части правого борта, там всё превращается в руины. И ответить на это практически нечем. А в следующий момент ситуация и вовсе вышла из-под контроля, причем у всех и сразу.

Сафин все же не был настоящим капитаном. Во всяком случае, пока. Ему недоставало всего – возраста, опыта, образования, да и происхождение он имел, как порой брезгливо выражались великосветские снобы, сиволапое. Там, где Верховцев, тоже молодой, брал именно образованием, происхождением и немного раздутой, но заслуженной репутацией удачливого командира, Мустафе хвастаться было нечем. Но зато, подобно многим из тех, кого на мостик подняли храбрость и верная сабля, он был готов всем и каждому доказывать, что это не случайность. А еще он обладал воистину звериным чутьем на драку, зная, когда надо бежать, а когда, наплевав на все, лезть грудью на ножи. И помнил слова командира о том, что может действовать по своему усмотрению. Именно этим он и занялся.

Вначале французы не поняли даже, с чего это удачно отстрелявшийся фрегат начал валиться влево. И первой их реакцией было то, что корабль по какой-то причине не может управляться. Это был логичный и правильный ход мыслей – первое, что вбивается в голову офицеру, это необходимость держаться в кильватере впередиидущего корабля. Ибо только командующий эскадрой может принимать решения и, видя картину боя, осознавать необходимость тех или иных манёвров. Развал строя – да за это, случалось, и адмиралов вешали!

И всё так, но вот рассчитано подобное на «правильный»