Оракул с Уолл-стрит 6 - Алим Онербекович Тыналин

— Не притворяйтесь! — Донован тряс кулаком. — Роткопф попытался намекнуть на центральное руководство! Но я не из тех, кто поддается на угрозы!

— Какие угрозы? — поинтересовался я.

— Мне намекнули, что лучше не связываться с вашей фабрикой! Что у вас «влиятельные покровители»! Но я прошел войну, мистер Стерлинг! Меня не запугать!

Винни аккуратно очистил яблоко от кожуры одной непрерывной спиралью:

— Ого, какие красивые завитки получаются! Патрик, смотри, во Франции наш повар точно так же чистил картошку. Только у него нож был побольше…

О’Мэлли предупреждающе покашлял.

— Мистер Донован, — сказал я, сохраняя абсолютное спокойствие, — я никого не просил вас запугивать. Если кто-то пытался оказать на вас давление, это происходило без моего ведома.

— Чушь! — взорвался Донован. — Роткопф намекнул, что в городе знают, с кем вы связаны! Но я не отступлю! У меня тоже есть связи. Да такие, что вам мало не покажется. Либо вы выполняете наши требования, либо завтра же я подаю жалобу в федеральные органы!

— Фрэнк, — мирно сказал я, — давайте обсудим ситуацию конструктивно. Какие именно требования вы считаете принципиальными?

— Все! Штраф, вступление в Ассоциацию, ретроактивное согласование! — Донован был явно взвинчен. — И никаких закулисных игр!

Винни закончил есть яблоко и начал вырезать что-то из кожуры:

— Мистер Донован, а вы когда-нибудь видели, как из яблочной кожуры можно сделать маленький цветочек? Очень красиво получается. Правда, нужна твердая рука…

Он продемонстрировал изящную розочку из кожуры, насаженную на кончик ножа.

— О чем вы говорите? — раздраженно спросил Донован.

— Да так, о красоте, — невинно ответил Винни.

Он многозначительно смотрел на запонки Донована.

— Мистер Донован, — вмешался я, — я готов обсуждать ваши требования, но в разумных пределах. Пять тысяч долларов штрафа за формальные нарушения это чрезмерно.

— Для таких, как вы, пять тысяч копейки! — огрызнулся Донован. — У вас брокерская фирма, банк, фабрика, особняк! А простые рабочие влачат нищенское существование!

— Фрэнк, мои рабочие получают на треть больше среднего по отрасли, — терпеливо объяснил я. — Плюс бесплатное питание, медобслуживание, жилье по символическим ценам.

— Это не отменяет нарушения процедур! — упрямо повторил Донован.

Я терпеливо пытался урегулировать ситуацию.

— Послушайте, Донован, я готов предложить компромисс.

— Никаких компромиссов! — отрезал Донован. — Полное соблюдение процедур или суд!

Я откинулся в кресле, изучая упрямое лицо профсоюзного лидера. Донован действительно не поддавался ни на уговоры, ни на намеки. Это был принципиальный человек, не слишком гибкий в переговорах.

— Хорошо, мистер Донован, — сказал я наконец. — Даю вам еще три дня на обдумывание. После этого встретимся и выработаем окончательное решение.

— Незачем думать! Решение принято! — Донован поднялся с кресла. — До свидания, мистер Стерлинг!

Он направился к двери, его помощники последовали за ним.

Винни посмотрел на закрывающуюся дверь:

— Босс, упрямый товарищ. Во Франции у нас был один офицер, тоже принципиальный. Все время повторял: «Приказ есть приказ!». Пока не наступил на мину…

— Винни, — предупреждающе сказал О’Мэлли.

— Да я просто о принципиальности рассуждаю, — невинно ответил Коротышка.

Я задумчиво посмотрел в окно, где виднелись дымящиеся трубы фабрики. Ситуация усложнялась, но я не собирался поддаваться на шантаж.

— Патрик, — сказал я. — Свяжись с людьми сам знаешь откуда. Пришло их время.

* * *

Филадельфия встретила Артура Вестфилда январской оттепелью. Редкий для этого времени года теплый дождь омывал булыжные мостовые, превращая снежные сугробы в серую кашу. С пассажирского перрона Union Station на Маркет-стрит открывался вид на деловой центр города, где среди дымящих фабричных труб поднимались шпили церквей и башни новых зданий.

Вестфилд шел по влажному тротуару с легкой пружинящей походкой, которой не было у него уже многие месяцы. В кожаном портфеле лежали пятнадцать тысяч долларов, достаточная сумма, чтобы начать собственную юридическую практику в городе, где его никто не знал. Мэри с восьмилетним Томми остались в Нью-Йорке до тех пор, пока он не обустроится и не снимет подходящую квартиру для семьи.

Утром он уже осмотрел небольшое помещение на втором этаже дома по Честнат-стрит, в двух кварталах от здания суда. Три комнаты: приемная, кабинет и архив, за сорок долларов в месяц.

К вечеру хозяин должен дать окончательный ответ о сдаче в аренду, но Артур не сомневался в положительном решении. Он уже сказал, что готов внести оплату авансом.

За обедом в небольшом ресторанчике немецкой кухни на Саут-стрит он подсчитывал будущие расходы на обороте меню. Офисная мебель, письменный стол, шкафы для документов, пишущая машинка, телефон, примерно две тысячи долларов первоначальных вложений. Реклама в газетах, визитные карточки, адвокатская вывеска — еще пятьсот. Жилье и содержание семьи в первые полгода — четыре тысячи. Останется восемь тысяч в качестве рабочего капитала.

Впервые за долгие месяцы Вестфилд чувствовал себя свободным человеком. Никакого конгломерата разных компаний Continental Trust с их ледяными взглядами старших партнеров. Никаких игорных долгов, которые висели дамокловым мечом над семьей. Никаких угрызений совести за проданную информацию, ведь он честно отработал полученные деньги и теперь мог начать новую жизнь.

После обеда он зашел в книжный магазин на Уолнат-стрит и купил справочники по процессуальному праву Пенсильвании, так как в разных штатах имелись собственные особенности судопроизводства. Продавец, пожилой человек в жилете и белых нарукавниках, дружелюбно рассказывал о других юристах района, дававших ему советы о том, где лучше искать первых клиентов.

— Молодой человек, а вы откуда переехали? — спросил книготорговец, заворачивая покупки в коричневую бумагу.

— Из Нью-Йорка. Решил попробовать счастья в Филадельфии.

— Мудрое решение. После октябрьского краха многие нью-йоркские юристы перебираются в другие города. Здесь конкуренция не такая жестокая, а люди нуждаются в юридической помощи не меньше.

Около трех часов дня Артур направился к новому жилью, комнате в меблированном пансионе на Спрус-стрит. Хозяйка, миссис О’Хара, ирландская вдова лет пятидесяти, сразу расположила к себе приветливыми манерами и умеренной платой, восемь долларов в неделю за чистую комнату с письменным столом и общей ванной на этаже.

— У меня живут порядочные люди, — объяснила она, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице. — Учитель математики из средней школы, счетовод из банка, железнодорожный клерк. Никакой выпивки, никаких женщин после десяти вечера.

Комната располагалась на третьем этаже, с окном, выходящим во двор. Простая обстановка: