Воин-3. Логово тьмы - Дмитрий Валентинович Янковский

как вырезанные из досочек игрушки. Игрушечная трава, игрушечные деревья с игрушечной листвой – ни расстояния, ни объема, даже звуки ползли со всех сторон неохотно и вяло, на ходу теряя остроту и краски. Со многих ветвей свисали длинные оурые лохмотья, похожие на грязное сырое мочало, редкие птицы неохотно покрикивали хриплыми голосами. Ни неба, ни виднокрая… Едешь словно прямо Ящеру в зубы.

Поросший подлеском путь вел под уклон, и земля с каждой сотней шагов становилась все влажнее, трава, словно не чуя осени, сохнуть даже не собиралась, а, наоборот, муравела кудрявым ковром, пряча конские ноги почти по колено. Стрелок пустил скакуна мерным неспешным шагом, настороженно озираясь по сторонам.

– Это ты называешь хоженым-перехоженым? – недовольно буркнул он. – Да тут сотню лет людская нога не ступала… Ну и занесла нас нелегкая! Леший бы понес этот туман! Может, подождем, пока развеется, а там выйдем по солнцу? Ну ведь вообще ни хрена не видать… Где тут полуденная сторона, где полуночная? Ящер шею свернет, будь оно все неладно…

– А если к вечеру не развеется? – глянула на него Мара. – Что-то мне темень тут встречать неохота…

– А тебя никто и не спрашивает, – совсем разозлился Ратибор. – Охота, неохота… Как скажу, так и будет.

Мара притихла – меч далеко, а рассерженный витязь рядышком. Кто знает, что у него на уме? Еще оставит тут одну, выбирайся потом пешком1 да по темени.

Вдруг, кроме мягкого топота копыт и стука собственного сердца, Мара различила сквозь туман далекое чавканье, словно кто-то пробирается через густую жирную грязь.

– Слышишь? – встрепенулась она.

– Не глухой. Наверное, лось прет без тропы.

– Да уж прямо! – не выдержала девица. – Какой тут лось? Лося бы ты и не расслышал небось! Конь это, ясное дело! Поехали посмотрим.

– Не хуже тебя знаю, просто решил проверить, как ты звуки различаешь, – не моргнув глазом соврал Ратибор.

Следопытом он действительно был неважным, в этом деле Волку равных нет. Тот на версту вперед зверя отпустит и одним нюхом выследит. Зато Ратибор мог похвастать самым зорким глазом и способностью хорониться так, что ни один враг не узрит.

– Ну и?.. – Мара изо всех сил постаралась сдержать улыбку.

– Тоже… – одобрительно кивнул стрелок, на правляя коня на звук.

Проехать через густой частокол ярко-желтых кус тов оказалось вовсе не просто, конь никак не хоте, идти на сплошную стену из листьев и веток, фыркал упрямился. Ратибор слез с него, усадил в седло Map и нещадно потянул повод.

– Ну! Чтоб тебя… Давай, конячка, давай!

Он буквально протащил коня через заросли, пута ясь в высокой сочной траве, успел помянуть всю не чисть, какую видел и о какой только слыхивал. Девушка сидела неслышно, словно ее и не было вовсе, боялась подвернуться под горячую руку.

В самой чаще туман поредел, будто сам не мог продраться через стволы вековых деревьев, распустивших ветви на полсотни шагов во все стороны. Горбатые, позеленевшие от времени корни выпирали из земли, как спины жутковатых чудовищ, вылезших из подземного царства подышать вольным воздухом. Некоторые были такой толщины, что вздымались выше конских ушей, расползались по сторонам, преграждая дорогу. Приходилось сильно петлять, но мерный звук далекого конского шага слышался все так же внятно, видать, неведомому всаднику или зверю приходилось не слаще.

Иногда, упершись в неодолимый валун или соседнее дерево, корневища становились дыбом, а потом снова вонзались в землю, образуя под собой удобные проходы, похожие на вход в огромную пещеру. На верхушках таких сводов кора отставала ломтями, оголяя белый, как известняк, луб, оттуда живыми сетями свисали тонкие молодые побеги плюща; приходилось раздвигать их руками, словно ветви плакучей ивы. Чем гуще, чем теснее становился лес, тем больше появлялось таких диковинных проходов. Стрелок в столь дремучем лесу оказался впервые, он и помыслить не мог, что так близко от Киева есть такие жуткие дебри.

Невообразимо огромные своды древесных крон переплелись еще сотни лет назад, срослись в один сплошной полог, через который даже свет пробивался с трудом, окрашиваясь во все оттенки осенних листьев Сами же листья, опадая, вовсе не находили дорогу к земле, они в огромных количествах застревали между ветвями, сгнивали и ссыпались вниз мелкой трухой. Поэтому темно было, как ночью, освещенной ровным светом красно-желтых костров, конь от такого поворота дел совсем растревожился, бил копытом в рыхлую землю, все норовил стать на дыбы. Быстро теплело, тумана и след простыл, а почва ощутимо парила, заставив стрелка распустить ворот кафтана.

– Куда это нас занесло? – Ратибор уже не скрывал беспокойства. – Ты когда-нибудь про такое слыхала?

– Нет… Но слишком далеко забрести никак не могли, как бы туман ни блудил. По-любому, мы сейчас где-то меж деревней и Киевом. Ну… Может, чуток в стороне.

– Ничего себе чуток… Ох, чует сердце, не обошлось тут без волшбы.

– Да кому оно надо, – пожала плечами Мара, – нас с тобою в чащу заманивать?

– Может, кому и понадобилось… – пожал плечами стрелок. – Может, и идем мы вовсе не за конским топотом? Может, это лесной блуд?

– Он только зимой бывает, когда снег, – качнула головой девушка. – И звук от него как от топора дровосека.

– Ишь! Много ты слыхивала! Блуд всякий быва ет, а некоторые колдуны сами могут его вызывать д на людей напускать.

– И что? У тебя средь колдунов есть враги?

– А я знаю? Может, кого и задел невзначай Жизнь – штука такая…

Ратибор, особо не показывая виду, зорко наблю дал за девицей, пытаясь разглядеть хоть тень лукав ства. Но то ли она во лжи была мастерицей, то л впрямь ведать не ведала, откуда на их головы сва лилась такая напасть. Лучше бы врала! Тогда хот источник опасности был бы понятен, а так вообще концы с концами не вяжутся. Но в том, что завело их в лес намеренное колдовство, он уже ни на полногтя не сомневался – слишком диковинно все кругом.

Хотя если вдуматься, то между последними событиями прослеживалась зыбкая, едва заметная связь. Все случившееся после смерти Громовника имело некий общий оттенок, точно так же, как всегда можно узнать человека по манере резы вычерчивать.

На первый взгляд никакой связи… Брошенный ромейский корабль с перерезанными гребцами, взбесившаяся шайка уличей, Змей в Олешье, поляки с невиданным оружием и порядком в войске, которому и немцы позавидовали бы… Теперь жряк, Мара с мечом Витима и этот лешаковый туман, заблудивший их в десятке верст от Киева.

Но все же в этом было нечто общее, и, когда Ратибор вдумался хорошенько, он понял, что происходящее буквально пропитано невозможностью. Ну, какой, к примеру, ромей бросит целый корабль? Да он и под страхом смерти сто раз подумает, прежде чем учудить такое! А поляки? Ведь их бесшабашность и лихая разнузданность давно стала байкой. И вдруг эдакая рать! О жряке вообще говорить нечего, такое и в жутком сне не приснится… Опять-таки меч у Мары – тоже случайность? Не много ли?

Девушка, морщась от неудобства, всеми силами старалась удержаться за ускользающее из-под пальцев седло. Ей явно было не до Ратиборовых раздумий, но мысли стрелка, как ни крутились, все равно возвращались к ней. Хоть о ромеях думай, хоть о поляках. И те и другие далеко, а Мара вот она – рядышком. Красавица с именем смерти. Хорошо, если в ней не таится опасность, но если выйдет как-то иначе… Не хочется даже думать.

Стрелок вдруг явственно представил, как рубит мечом по изящной девичьей шее, и голова в обрамлении шелковистых волос падает на устланную опавшими листьями землю. Алые листья – алая кровь. Золотистые листья и волосы цвета раскаленного золота.

Красным по красному. Желтым по желтому.

– Кажется, топот ближе стал… – неуверенно прислушался Ратибор.

– Может, окликнем? – поежиласьМара. – Сколько можно скакать? Я уже все нутро себе растрясла.

– Не хочешь ехать, можешь бежать рядом и держаться за стремя, – равнодушно