Заворг. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

Когда мы пришли в бар, который тут, естественно, назывался пабом, тот был практически пуст, но «саксы» уже торчали на сцене, что-то тихонько наигрывая. Послушав, я узнал в гитарных рифах «Bad Boys Running Wild»[1], которую ребята играли тональностью ниже.

Металл, на то и металл, что глотки у вокалистов должны быть «лужёнными». Я не выдержал и, с удивлённым видом подойдя, спросил:

- Прошу прощения что беспокою, но я тут новенький и слышу «Bad Boys Running Wild» в пониженной тональности. Вы так её и играете?

Ребята обернулись на мой вопрос.

- Можешь лучше, исполни, - буркнул гитарист, - а нет – отвали!

- Хм!

Меня такое хамство зацепило.

- Ты не уважаешь своего Клауса Майне. Не можешь срать, не мучай жопу, - бросил я, кривя губы в презрительной улыбке.

Сзади заржали. Я оглянулся. В паб вошли и слушали нашу перепалку трое ребят.

Гитарист сощурил глаза, снял с плеча гитарный ремень и молча протянул мне свой «Фендер». Он, видимо не ожидал, что я его возьму. А я сначала снова оглянулся на Алана, и ребят, к нему подошедших, потом снова посмотрел на «саксонского гитариста». Тот стоял злорадно улыбаясь.

- Хм! На одну песню меня точно хватит, - подумал я и гитару взял.

«Сакс» захлопал ресницами и гитару отдал.

Сделав звук погромче, я рванул струны и на очередном повторе парень за ударником ударил по «хету» и тарелке и вступил. Я сделал ещё несколько повторов - вступил соло гитарист - и начал вокальную партию. А закончив я тут же вступил перебором «Still Loving You»[2], а соло гитарист вовремя проиграл своё вступление. Подключились ударник и клавишник. Сыграно было отменно. Я всё время показывал музыкантам большой палец на правой руке. Спето тоже было неплохо, хотя я и дожимал на верхах связки горлом.

На этом батл, по сути, и закончился. Саксы признали свою ущербность и отступили. Они думали, что я буду петь вокальные партии конкурирующей группы. Батл закончился «де юре», но не закончился «де факто».

На площадку вышли «наши» и мы исполнили несколько песен «Дип Пёрпл», где я исполнял роль не поющего Ричи Блэкмора. Но играющего, да… Давненько я не баловался сольными гитарными партиями, но пальцы работали, как клапана на дизеле. И в этом, как я понял, была заслуга того пришельца, который привнёс в меня нечто новое. Новое, впитавшееся мной, как живительные соки, и растворившееся во мне, и давшее определённые всходы. Вот, в музицировании, да. Ещё в каратэ, да. В чем ещё, думал я, извлекая из струн рвущие сердца и тревожащие души звуки.

Постепенно паб заполнялся и начинал шуметь, встречая каждую нашу работу, аплодисментами. Именно, что работу! Мы пахали, как шахтёры в забое. С меня стекал пот даже не ручьями, а реками. Буквальным образом подо мной образовалось целое солёное озеро, если не море. Так что я, даже было дело, поскользнулся и попросил тряпку, пошутил, что «это не то, что вы подумали, ребята. Это пот». Публика заржала.

- Хватит уже, Джон, - сказал Алан. – Я уже никакой. Мы целый час работаем.

- Да? – удивился я. – Конечно хватит. Я тоже уже никакой. Давно я так не впахивал.

- Пошли. Пусть саксы доигрывают.

И мы, сопровождаемые овациями барной публики, поддерживаемых «саксонскими музыкантами» отключили свои инструменты и втянулись в зал, где нам с удовольствием освободили места. Ми пальцы горели огнём. Причём, на обеих руках.

- Ну, вы и выдали, ребята! – услышал я девчачий голос. – Утёрли нос этим выскочкам. Где такого молодца надыбали?

- Это брат Алана, - сказал «наш» ударник.

- И где ты его прятал, Алан? – спросила девчонка, одетая в кожаные штаны с берцами, и короткую блузку. На плечиках стула висела кожаная рокерская, в смысле – мотоциклетная, куртка.

- В Австралии, Элли. Он с тринадцати лет проживает там с мматерью, но приехал получить наш паспорт.

- Э-э-э… Так ты, значит, не знаешь наш взрослый Лондон, - констатировала Элли. – Надо ему показать его, да, ребята!?

- Покажи! Покажи, Элли! – загомонили уставшие «рокеры», в смысле – музыканты.

- Я на Ямахе. Хочешь, прокачу?

- На Ямахе? – усмехнулся я, поглядывая на, хитро щурящихся на меня и Элли, ребят. – На Ямахе прокатиться я не прочь.

Мне представилось, как я обнимаю её тело, сидя сзади на сиденье мотоцикла, и моментально возбудился.

- Если только я буду за рулём.

- Почему? – удивилась девушка.

- Не представляю, как я выдержу хотя бы пять минут поездки, держа тебя за...

- Ха-ха-ха… - заржали жеребцы ребята.

- Вот он тебя уел, Элли! – еле смог проговорить Алан.

- А что вы гогочете? Я серьёзно! Такую девушку держать просто в руках? Ну, извините.

На удивление, девушка не обиделась. Видимо постоянное общение с парнями притупило её «девичьи» чувства.

- Я надену специальную броню, чтобы ты не растёкся на сидушке, - сказала она улыбаясь.

Ребята заржали снова.

- А сзади? - Спросил наивно я.

Снова хохот.

Хорошо посидели. А с Элли я, конечно же, прокатился бы, если бы не был таким мокрым и распаренным. Но не скажешь же об этом, ха-ха, девушке?

* * *

На следующий день мы походили с дядей Брюсом по разным департаментам и заполнили кучу бумаг и анкет. Нам сказали, что препятствий в подтверждении гражданства быть не должно и отправили ждать уведомления. А я после этого думал:

- Ну, выпишут мне паспорт, с моей, между прочим, фотографией, и что? Я должен буду по этому паспорту выполнять «разовые» поручения? И на хрена это мне?

Если до посещения меня кем-то таким же как я, но, как я понимаю, из будущего, мне, почему-то расхотелось посвящать жизнь разведке. Мне и до этого не очень-то хотелось, а тут, зная, что всё развалится: страна, КГБ, КПСС, вступать в ряды ордена «плаща и кинжала» не хотелось. Что там осталось-то? Пять лет? Что я успею сделать? А потом меня просто вышвырнут на улицу или сдадут контрразведке противника, и я просижу остаток жизни в тюрьме, где правят нигеры, подставляя им свою белую задницу.

Не хотелось, да…

Зато я вдруг кое-что вспомнил из «прошлого» будущего. Номера счетов и пароли к ним. Тех счетов, которыми пользовался в других жизнях,