Музыка вещей - Анна Андросенко

Вова кивнул, поцеловал её и ушёл, а Алёна нажала на первую клавишу…

«Мне часто снится весна десятого класса. Даже нет – снится то, что было после. Я, скромная тагильская девочка, и еще двое ребят приходили в детскую библиотеку, кажется, номер один. Мы вваливались в зал для детского творчества, а там нас уже ждал Учитель», – напечатала она первый абзац.

На середине задуманного рассказа Алёна почувствовала резкий прилив усталости и задремала прямо за столом.

Очнулась она в такси на переднем сиденье, водитель внимательно следил за дорогой, поэтому задать вопрос она решилась не сразу.

– Вы извините за вопрос, вы подумаете, что я наркоманка, но это не так. В общем… какой адрес я назвала?

– Ну вы и даёте, – тихо сказал водитель. – Вам плохо?

– Да, – неуверенно протянула девушка.

– Вы назвали мне адрес кладбища, на котором давно никого не хоронят, и сказали, что надо цветы на свежую могилу положить. Вы даже уже заплатили – сразу, как сели.

– Что, так-таки никого не хоронят?

– Да сделали исключение недавно. Тут не так давно писатель один помер. Он тут родился и какое-то время жил. А основную часть жизни провёл вообще в другой области. Сюда только под конец жизни приехал. Видимо, на родине хотел быть похороненным. Славный мужик был, с детьми поэтическую школу открыл. Многие плакали на похоронах, а город-то у нас маленький.

– Ого, – удивилась Алёна.

– Такая вот история, – протянул водитель. – В общем, мы приехали, добрый вам путь!

Алёна уточнила, что багажа никакого у неё с собой не было, и вышла из такси, поблагодарив за скорую доставку. Если это сон, то точно не кошмарный…

Девушка толкнула ворота кладбища – они были открыты, хотя на часах было как раз около десяти. Совершенно ничего не понимая, она очень быстро добралась до заваленной свежими венками оградки. От неожиданности Алёна закричала…

Поэт спокойно, как ни в чём не бывало, сидел на скамейке и разворачивал обёртку от карамельки, оставленной на его же могиле.

– Нифига себе! – воскликнула Алёна, как только зашла за оградку. Алексей Георгиев выглядел живее, чем она сама.

– И тебе здрасьте, – весело ответил поэт, отправляя конфетку в рот. – Как ты там?

– Я вас не забыла.

– Ты стихи забросила, чучелко, – сказал поэт совсем не сердито, а будто бы всё ещё весело. – И да, на какое-то время всё же забыла, мне всё оттуда видно. Я же тебя просил не врать.

– А я и не вру, я сочиняю.

– В тексте-то не врёшь. Сейчас вот привираешь.

– Простите, что я о вас забыла, – Алёна склонила голову. – Я отдала себя учёбе и писала прозу, чтобы эмоционально не выгореть от всех этих пар и экзаменов. А потом и работать пошла.

– Да и ты прости, если что. Я уж думал, ты в какой-то обиде на меня, сердился даже. Но сверху всё видно. Я же, помнишь, говорил, что тебе любовь для вдохновения нужна? Ну и как? Любишь?

– Не буду врать, не знаю.

– Разберёшься ещё. Попрёт, ух попрёт! А я тебя ни в чём не виню, ты ведь это хотела услышать?

– Да, – призналась Алёна.

– Ничего, если я закурю?

– А у вас и сигареты там есть?

– Там – нет. Я тебе не скажу, где я теперь нахожусь, ибо сама не поверишь. Но за сигаретку в бездну не сбросят. Ха-ха! Тут один из моих тагильских учеников полпачки на могиле оставил, вот дурачок! Я же помню, что курево в стране резко подорожало ещё при моей-то жизни.

С этими словами поэт достал из початой пачки на памятнике сигарету и задымил паровозной трубой, совершенно не стесняясь. На кладбище в этот час не было никого кроме Алёны и призрака. Девушка помахала перед своим носом, развеивая табачный дым.

– Ну давай, сейчас прощаться будем, – сказал поэт, слегка закашлявшись и выпустив дым. Он, совсем как и Алёна, помахал рукой перед собой, чтобы дымок рассеялся. – Знаешь, та машинка печатная – это не зло. Правду тот мужичок говорит. Просто иногда лучше выговориться или отпустить прошлое. Я и сам в эти штуки не верю и ни черта не понимаю, как это работает. Но вот видишь – ты меня вспомнила, значит, действует.

– Так что мне делать?

– Я же говорил давно. Пиши каждый день, сколько можешь – столько и пиши. Хоть строчку. Прощай, Алёнка. Прощаешь?

– Прощаю, Алексей Иванович. И вы прощайте.

– Кстати, у всех творческих людей есть на шее родимое пятно слева. Я твоего тогда не заметил, слишком оно размытое. А теперь чего-то вижу. Не поминай лихом, а просто – вспоминай!

С этими словами Георгиев протянул руку и прикоснулся к шее Алёны холодной, словно мясо из морозилки, ладонью. От холода девушка проснулась…

Она вернулась в реальное время, в Вовину берлогу и в свою комнату. Алёна, положив голову на руки, сидела за столом, а над ней озадаченно склонились Цепеш и Вова.

– Ну прикорнула, с кем не бывает, – проворчала она сонно.

– Ты как, в порядке? – спросил Вова.

– Думаю, что да. Я кое-что сделала во сне и думаю, что теперь буду печатать только своё.

Цепеш аккуратно вытащил из машинки последний листок бумаги и прочитал про себя, что на нём написано.

– По крайней мере, здесь написаны законченные абзацы.

Алёна сгребла в охапку использованные листы и сурово глянула на него.

– Ну ты чё, Тарасик, я же не подсматриваю. Хочешь с нами посидеть?

Девушка почесала в затылке и кивнула. Вова подбодрил свою девушку:

– А если хочешь – сама нам прочитаешь, что написала. Мне уже самому интересно, чем заканчивается твой рассказ.

Алёна сделала себе огромную кружку чая и присоединилась к парням, чтобы просто не быть одной в комнате. Рассказ им очень понравился, ибо во время сна Алёна его закончила. Это были её воспоминания об Учителе, словно она отдала ему последнюю дань. Алёне и теперь казалось, что к стихам она больше не вернётся.

– Я хочу, чтобы ты это опубликовала, – сказал Вова. – Если ты хочешь напомнить о нем, это будет самое лучшее решение. Ты можешь даже имени его не называть, вот как в рассказе сделала.

– Обязательно, – поддержал его Цепеш. – Блог свой создай, это модно теперь.

Трое друзей посоветовались и решили видеонаблюдение сегодня ночью не снимать. Цепеш ночевать у них сегодня не остался и по доброму совету Алёны ушёл домой мириться с женой. Алёна и Вова всё же провели эту ночь вместе.

Парня мучили боли в ноге, и