Дом бурь - Йен Р. Маклауд

– Звучит довольно сурово, вельграндмистрис.

– Я ничего не выдумываю, экономка. Боюсь, такова правда.

Сисси взглянула на фасолину, лежавшую на столе. Если бы перед ней сидела не хозяйка Инверкомба, а кто-то другой, она взяла бы эту штучку в руку, чтобы ощутить умиротворяющую гладкость. Впрочем, если уж на то пошло, что может быть более естественным, чем позволить двум молодым людям провести лето вместе?

X

На рассвете Храм ветров и непохожие друг на друга верхушки плюсовых деревьев с их зеленой и серебристо-голубой палитрой с необыкновенной четкостью отразились на поверхности бассейна с морской водой. В его неподвижных недрах родилось движение; мелькнуло белое пятно рубашки. Затем послышались голоса.

– Все живые существа разные. Это дерево не похоже ни на одно другое. То, как отделяются от ствола его ветви, какие узоры вырисовываются на коре – все уникально.

– А я-то думала, всему причиной старания мастера Уайетта.

Ральф рассмеялся. Его голос, преодолев несколько месяцев ломки, стал на октаву ниже.

– Что с мастером Уайеттом, что без него!

Их с Мэрион отражения мерцали на поверхности пруда, пока они сидели на его каменной ограде, а Инверкомб постепенно заливало ярким светом. По меркам Ральфа они встали до смешного рано. Он хотел особо тщательно изучить, как раскрываются цветы в разных уголках долины и как это влияет на их расположение и форму, а Мэрион лишь пожала плечами при упоминании четверти пятого и сказала, что к этому времени она все равно уже на ногах. Во многих отношениях ее было трудно удивить. Но иногда, стоило ему сказать что-нибудь совершенно очевидное…

– Знаешь, мне бы очень хотелось побывать в библиотеках Бристоля. В гильдейских чертогах должны быть приличные коллекции.

– Я никогда там не бывала.

– Понимаю. Великие гильдии…

– Я имею в виду Бристоль.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

Она пожала плечами и отвернулась. Взгляд Ральфа, пока они сидели у пруда, притягивало ее отражение, в котором отчетливо просматривалась каждая деталь. Изгиб челюсти, блики на темных волосах. Там, где манжета блузки касалась запястья, виднелась голубая жилка, оплетающая блестящий струп Отметины. Каждое живое существо, напомнил он себе, уникально. Но некоторые, возможно, были уникальнее прочих.

Теперь Ральф считал, что все в мире неразрывно связано и распределено согласно уровням восходящей сложности и адаптации. Однако смысл пирамидальной конструкции, начинавшейся с неразумных камней и вздымавшейся ввысь посредством растущей специализации – от мхов и слизевиков к растениям и животному царству, где существа вставали на ноги и начинали проявлять мыслительные способности, – заключался в том, что где-то существовала вершина. Вполне возможно, думал он, продолжая разглядывать образ Мэрион Прайс в темных глубинах, что она и есть венец творения.

Не считая дыхания, девушка была такой же тихой, как сам бассейн с морской водой. В ней таилось некое спокойствие, а движения были внезапны и непредсказуемы. «В любой момент, – думал, надеялся Ральф, – она может повернуться и посмотреть на меня». Но вместо этого ее левая рука блуждала, словно по собственной воле, по краю ограждения. Пальцы коснулись воды, и вся долина покрылась расходящимися кругами ряби. Ральф едва не пожаловался, что она разрушила картину. Однако совершенство многогранно: подъем и падение потревоженной жидкости, подчиняющиеся законам поверхностного натяжения, с которыми он был смутно знаком, еще никогда не проявляли себя с таким изяществом.

Когда они покинули Инверкомб через калитку и направились по извилистой тропинке к берегу, он почувствовал, как все вокруг оживает в растущем тепле нового дня. Во время путешествий по Европе Ральф повидал немало красивых мест, но, как правило, они были где-то за стеклом, потускневшие из-за его болезни. Нынешние ощущения больше напоминали момент выхода из автомобиля – погружение во внезапную уличную суету в незнакомом городе. Мир был таким ярким и просторным, и все вокруг сделалось таким отчетливым. Набираясь сил и изумляясь началу каждого чарующего дня, он то и дело чувствовал себя Господом, в которого больше не верил.

Лучшего проводника по побережью, чем Мэрион, было трудно себе представить. Она знала названия всех растений и животных, и, хотя они не были правильными с точки зрения науки, Ральф поймал себя на том, что пользуется ими в бесконечных блокнотах, в которых они теперь делали записи вдвоем. Сливроза. Ведьмин кошель. Резаная глотка. Шнурковые водоросли. И еще она многое знала о местах обитания. Не в том общем смысле, коего придерживались авторы примечаний к иллюстрациям в книгах Ральфа; она знала точную разновидность и природу существ, обитавших в том или ином приливном бассейне, а также то, каким образом и почему одна форма жизни отличалась от другой. Ральф мог часами сидеть рядом с ней на корточках, наблюдая за медленным ростом выбросов пескожила[9], за трепетом щупалец морского ежа[10], предсмертными судорогами креветки или поведением самой Мэрион.

И вот ее темный силуэт на фоне ослепительного солнечного света повернулся к нему.

– Тебе стоит попробовать ходить босиком, – заявила она и, подпрыгивая, подала пример: сняла ботинки и носки. Ральф, который ради самообразования иногда читал романы, уже спрашивал себя, с какой стати всех так волнуют женские ноги и лодыжки.

– Это не больно?

– Так ступни не будут потеть. И обувь дольше прослужит.

Ральф пожал плечами и сел. Босые ноги всегда ассоциировались у него с нищими и беспризорниками, но он сразу почувствовал, что стало легче. На самом деле, ощущение воздуха и солнца на босых пальцах ног было просто восхитительным.

– Так гораздо лучше! – Он сделал несколько шагов по гальке, оступился, поморщился и снова сел. – Ой, нет!

– Ну и зачем так шуметь. Смотри… – Она подпрыгнула, сделала пируэт. Ральф, наблюдая, как Мэрион Прайс смеется и кружится босиком на берегу, как развеваются ее волосы, отбросил все оставшиеся сомнения в том, что она венец творения. Затем девушка вскрикнула, плюхнулась на камень рядом с ним и принялась уныло массировать подошву. – Смотри-ка… – Она подняла ступню.

Ральф посмотрел. Песчинки и кусочки ракушек украшали пальцы. Когда она пошевелила ими, он заметил, что два больших чуть оттопырены вверх, и вид у них задорный, дерзкий.

– По-моему, все в порядке.

– Раньше я могла целый день ходить по берегу босиком. Никогда не испытывала неудобства. Наверное, я слишком долго носила обувь.

– А это важно?

– Без обуви кожа грубеет. Все равно что… – Она вытянула ноги и устремила взгляд на дальнюю часть эстуария, где трепетали в дымке паруса, дымовые трубы и мачты с реями. – Все равно что у мужчин