Великая река - Токацин

- уж две сотни лет минуло, как он умер. Это Кесса помнила точно, хотя правители у неё порой в голове путались – но Король-Речник был первым из них, а Кейя, изгнавшая с Реки чужих богов, правила после, а ещё позже царствовал Вольферт, и его сын, Король Астанен, властвует сейчас…

- А её родичи? – спросила, не вытерпев молчания, Сит Наньокетова. – Они-то что говорили?

- Кто знает, где её родичи, - пожал плечами Речник Айому, одним глотком допил всё, что оставалось в желудёвой чаше, и потянулся завязать ремешки на голенище сапога. – Чёрные Речники не сильно-то привязывались к родне. Ронимиру называют Кошачьей Лапкой, но кто помнит её родовое имя? Его не найдёшь и в Архивах Астанена…

- Кимеи должны помнить, - нахмурилась Сима, искоса поглядывая на Кессу. – Они помнят всех.

- Не хотел бы я быть кимеей, - Речник Айому отдал Кессе чашу и поднялся на ноги. – Солнце уже высоко. Ступайте, найдите себе занятие.

Сима и Сит, разочарованно хмурясь, встали с нагретых солнцем коряг. Полдень близился, и солнце стояло над самой Рекой, выглянув из-за белых скал Правого Берега и травяных дебрей востока. Притихшая Река лениво плескалась, перекатывая камешки и обломки тростника, мелководье казалось тёплым и манящим, и Ота Скенесова уже бродила по колено в ледяной воде, разыскивая на дне цветные камешки и обломки земляного стекла.

- Речник Айому! – окликнул гостя Конен Мейн, едва ли не бегом выскочив из приоткрытой холодной пещеры. От него пахло рыбой, прошлогодним и свежим рассолом, пряной рыбной жижей, - там, откуда он вышел, стояли солильные чаны и бочки. Холодные кладовые тянулись вдоль берега, вперемешку с жилыми пещерами, сейчас все они открылись, и едва ли не весь участок проводил там дни. И сама Кесса потратила утро, разрезая и потроша рыбу, слой за слоем разделанное ложилось в чаны и бочонки, в соли не было недостатка, откуда-то взялись и пряности. Всё, что можно было выловить из прошлогоднего рассола, было выцежено и выбрано до последней уловимой крупинки, вскрылись и тайные ларцы с пряными травами, запасёнными осенью. Конен не резал рыбу – он ссыпал её в чаны, прижимал и пересыпал солью, ворочал тяжёлые наполненные бочки, его руки покраснели от рассола, а лицо – от натуги.

- Бездна! Вымой тут же руки, - покачал головой Айому. – Разве же нету в Фейре пары старых рукавиц?!

- Неудобно в рукавицах-то, - буркнул, смутившись, Конен. Он окинул недовольным взглядом троих девиц – похоже, он был им не очень рад.

- Речник Айому, Сьютар хочет говорить с тобой, - сказал Конен.

- Так почему он не пришёл? – Речник с тоской покосился на заброшенные удочки. Этим утром ему никак не удавалось порыбачить и подумать о делах Великой Реки в тишине и покое.

- Он… Речник Айому, ты всё-таки зайди к нему в пещеру, - потупил взгляд Конен. – Это важное дело.

- Если речь о большом свежем «глазастике», то дело и впрямь важное, - без тени усмешки сказал Айому, шумно вдыхая пропахший рыбой воздух. – Хотя редкий пирог нельзя принести на берег, раз уж он так жаждет быть съеденным…

Конен даже не улыбнулся. Быстро он пошёл к пещере, и грузный Речник скоро отстал. Кесса и Сима, переглянувшись, поспешили за ним, Сит пошла было следом, но её окликнули из холодной кладовой.

Тяжёлые зимние завесы ещё висели в дверях, и жители медлили перебираться из зимних спален в летние, - эта весна выдалась холодной, и ветер, налетая с Реки, порой пронизывал до костей, даже если в небе сияло солнце. Завеса опустилась за Речником Айому, и Кесса и Сима остались на пороге.

- Отчего у твоего деда вечно какие-то секреты? – пожала плечами Сима и приникла щекой к белому камню. В щель между завесой и скалой мало что можно было рассмотреть, но слышно было отлично.

- Дел у нас по горло, - с тяжёлым вздохом сказал Сьютар. – И беготня по степи совсем не ко времени. Трава ещё толком не высохла, собирать там нечего, а от охоты одна трата стрел. Но эти обормоты просятся в степь. Если им запретить, так они ещё додумаются удрать, ищи потом их.

- Эх-хе, - вздохнул и Речник. – Кто в этом году обормот?

- Затеял дело Конен Мейн, ну и все остальные… Хельг Айвин, Вайгест Наньокет, Нуук с Каэном, Эра Мейнова… с десяток наберётся.

- Десять – это много, всю дичь распугаем, - протянул задумчиво Речник. – Шестерых я возьму. За день рыба не протухнет. Бочки не ворочайте, надорвётся кто-нибудь – одним днём не отделаетесь. Посмотрим, как растёт трава, и не пора ли вылетать за сушняком. Может, подстрелим сурка или крота – как повезёт.

- Сейчас от этих зверей ни мяса, ни меха, - проворчал Сьютар. – Не тратил бы ты время попусту, Речник Айому! Припугни лучше юнцов, чтобы о деле думали.

- Это уж мне виднее, что лучше, - нахмурился Речник. – Скажи парням, чтобы готовились. Пойдём на рассвете, едва небо позеленеет.

Кесса и Сима еле успели шарахнуться от пещеры – их едва не сбила с ног тяжёлая завеса. Айому, не оглядываясь, брёл к берегу, к оставленным в кустах удочкам. Все, кто бегал по прибрежной тропе и мочил ноги на мелководье, проводили его удивлёнными взглядами.

- Охота на сурка! – Сима усмехнулась. – Три года – и мы пойдём весной вместе с ними. А сейчас – я бы от мяса не отказалась. Как думаешь, кого они добудут?

Вечером из-под причала Фирлисов слышно было фырканье, смех и стук зубов – охотники отмывались от рыбы и пряных рассолов, и холодная Река была к ним неласкова. Уже в сумерках Нуук и Каэн перебирали стрелы, а Сьютар ходил туда-сюда по очажной зале и укоризненно вздыхал.

- Пора, пожалуй, доставать кованый котёл, - сказала Ауна, мать Кессы, в очередной раз проводив его взглядом. – Опять все сойдутся к нам, так у нас и будем готовить.

- О Мацинген, повелитель травы и тех, кто по ней бродит, - прошептала Кесса, набирая в ладонь несколько сухих былинок, и запнулась, не зная, о чём ей просить. – Ну… пусть никому не будет большого ущерба. У тебя ведь много зверей в норах? А у нас тут одна только рыба…

И Кесса истосковалась