Союз-77. Книга 1. Теория заговора - Дмитрий Ромов

Он прошёл мимо ящиков и показал на дверь, ведущую в кабину.

— К экипажу не шастай. Сиди спокойно. Ясно? Вот здесь.

Он кивнул на несколько откинутых металлических сидений, идущих вдоль обоих бортов.

— Располагайся, короче. Видишь, на полу бушлаты лежат, можешь подстелить. Холодно быть не должно, тут пи**одуйка подключена, ребята смастерили. Вон она. Если надо будет, не стесняйся, включай.

— А лететь долго? — поинтересовался я.

— Прилично.

— А конкретнее как узнать?

— Инструктаж будет по прибытию на точку.

— Зашибись, — качнул я головой. — То есть ты мне ничего не объяснишь что ли?

— Там сухари, сахар, — кивнул он на вещмешок, — тушёнка, естественно. Так что давай, боец. На этом всё. Ждём с победой.

Он повернулся и зашагал на выход. Просто класс…

Через два с половиной часа самолёт начал снижаться. Наконец-то. Куда это мы залетели, интересно… За время полёта я уже и посидеть успел, и полежать, и даже по отсеку побегать. История, честно говоря, подзатянулась, и я уже хотел, чтобы ситуация начала проясняться.

Учитывая ТТХ самолёта, мы могли сейчас находиться в Азербайджане, Казахстане, на Урале, в Мурманске… Много, где могли.

Когда колёса ударили по бетону взлётно-посадочной полосы, меня хорошенько тряхнуло, а ящики зашевелились, но выдержали. Звукоизоляцией, разумеется, на грузовом самолёте особо не заморачивались, так что гудело тут нормально так.

Зато сели мы элегантно, ровненько и гладенько. Капитан, похоже, был дока. Когда машина остановилась, я подошёл к грузовому люку, ожидая, что он откроется. Но нет. Не открылся. Снаружи послышался гул моторов обслуживающей техники, но выгрузка, судя по всему, откладывалась.

Постояв, я двинулся в нос самолёта. Нажал на ручку, но дверь к экипажу была закрыта на замок. Блин. Я постучал. Сначала негромко, а потом от души. Забарабанил. Что ж такое! Замуровали, демоны!

Внезапно дверь щёлкнула и открылась. На пороге появился лётчик в белой рубашке с короткими рукавами и с погонами аэрофлота.

— Чего? — спросил худощавый парень с усами-подковой, как у немецкого дальнобойщика и довольно длинными волосами.

— Выйти хочу, — объяснил я.— Выпустите. В туалет надо!

— Нет, — замотал он головой. — На борту туалета нет. Надо было заранее облегчаться. В Будапеште выходить нельзя.

Чего-чего-чего-чего?!!

— Какого хрена мы в Будапеште делаем⁈ — прищурился я, скрывая изумление.

— Дозаправка. А то не долетим.

— А каков точный маршрут?

Но он не ответил.

— Пермяков! — раздался резкий окрик сзади. — Не разговаривать с пассажиром! Закрывай дверь!

— Да он тут в гальюн просится.

— Потерпит! Там ведро есть. Всё задраивай!

— Ну, — пожал плечами мой собеседник. — Сам видишь…

Дверь захлопнулась и вечер перестал быть томным. Он и раньше не был, а сейчас ситуация внезапно ухудшилась. Для чего меня вывезли из Союза? Без документов, без подготовки и даже без согласия. Никакое бла-бла-бла про вступительные испытания всерьёз рассматривать было уже нельзя.

Вероятно, нужно было сделать какую-то работу. А с какого хрена сделать работу поручают обычному студенту? Ни с какого… Только если кто-то догадался, что у этого студента имеется некоторый опыт…

Я постучал в дверь ещё, но ответа не последовало. Минут через тридцать мы снова поднялись в воздух и приземлились уже только через шесть часов. Когда самолёт пошёл на посадку, я прикинул, куда можно было упороть за это время. В Тюмень, например, в другие города Сибири. В Казахстан ещё… А вдруг летун прикололся, и мы не были ни в каком Будапеште? А если не прикололся, значит сейчас мы садились в Исландии, Гвинее-Биссау, Сомали, Афгане, Пакистане или Китае…

Я забрался на ящики и попытался увидеть, что там происходит за бортом. Не увидел. Было ещё светло, значит летели мы не на Восток. А раз не на Восток… Я задумался…

Когда шасси снова ударили по бетону и самолёт, с рёвом промчавшись по взлётно-посадочной полосе, остановился, я забарабанил в дверь.

— Открывай, Пермяк!

Тот же парень снова появился в дверном проёме.

— Ты чего беспокойный такой? — усмехнулся он. — Проголодался что ли? Выходить не велено. Мы тоже сидим на месте. Куда ты ломишься? У тебя приказ, у нас приказ. Жизнь, старичок, вот такая, сечёшь? Ведро же есть там, ну и всё, какие проблемы? Потом выльешь, когда прилетим.

— Ёптить, Пермяков! — раздалось сверху. — Тебе сказано дверь не открывать?

— Егор Кузьмич, он же стучит. Проголодался.

— Твою мать! То ссать, то жрать! Дай ему паёк Артемьева и пусть сидит тихо.

— Есть у меня жратва, — махнул я рукой. — Когда в Луанде будем?

— Заправимся и полетим. Как будем, так будем.

— А груз в Луанде выгружаем?

— Тебе какая разница? Где скажут, там и выгрузим.

— Так в Луанде или нет?

— В Луанде, в Луанде.

Что и требовалось доказать… Значит мы шли на Анголу.

— Спи, ешь, кейфуй. В чём проблема-то? Всё, я закрываю, а то командир меня отымеет и высушит, понял? Убери ногу.

— Ложку дай. У меня сухпай есть, а ложки нет. Пожалуйста.

Он смерил меня взглядом.

— Погоди, — ответил лётчик и закрыл дверь.

Я бы легко мог проникнуть в кабину, дождаться завершения заправки и вылететь… Ну, то есть заставить пилотов вылететь. Куда только? До Москвы было не дотянуть, поэтому и использовали Будапешт в своё время. Для заправки. Потом Биссау, а там уже и Луанда.

Ногу я убрал и вернулся на своё сиденье. Значит, Ангола. Ну, Весёлкин, нос картошкой, твою мать. Когда снова встретимся, придётся тебе ответить на множество вопросов! А пока мне оставалось кейфовать в меру сил и возможностей.

Проснулся я, от удара шасси по взлётке и от того, что чуть не вылетел из своей постели. Спать пришлось на опущенных сидушках. Условия были спартанские и даже бушлаты, подстеленные в качестве матраса, добавляли не слишком много комфорта.

Я сел и протёр глаза. Взлётка оставляла желать лучшего. Стук, неровности… Хорошо, что самолёт умел прощать погрешности полосы. Ладно, похоже, отдых на этом закончился и надо было готовиться к делу.

Через несколько минут открылся люк. Послышался звук открывающихся створок, поехала вниз рампа и перегородка стала подниматься наверх. За бортом было темно. Тёплый влажный воздух ворвался в самолёт.

Я спустился по рампе. Накрапывал небольшой дождь. Было тепло, градусов двадцать пять… Звёзд я не