Системный рыбак 3 - Сергей Шиленко

Теперь нужно подождать.

Главная ошибка большинства, кто берётся варить уху, это спешка. Они ставят котёл на сильный огонь, доводят до бурного кипения и думают, что чем быстрее, тем лучше. А потом удивляются, почему бульон мутный, а рыба развалилась в кашу. Но уха не терпит суеты.

Я устроился на камне рядом с костром, вертя в руках берёзовую веточку и просто смотрел, как вода медленно прогревается. Поначалу ничего не происходило, только мелкие пузырьки появились на дне и стенках. Потом они стали крупнее, начали отрываться и всплывать. На поверхности котла проступила первая пена, грязновато-серая, и я снял её веточкой.

Дед называл это «сбивать шум». Мол, уха должна быть чистой, как совесть праведника.

Вода закипела минут через пятнадцать, неспешно и основательно. Я убавил жар, сдвинув котелок на край углей. Добавил неочищенные луковицы, только промыл и срезал корешки. Их золотистая шелуха сразу начала отдавать цвет, и бульон потемнел, приобретая благородный янтарный оттенок. Следом отправились семена укропа из мешочка, что прихватил из дома, и свежий корень петрушки, разрезанный вдоль.

Запах поплыл над поляной. Густой, рыбный, с травяными нотками. У меня самого слюна потекла, а Рид так вообще застыл с приоткрытой пастью, принюхиваясь.

Через полчаса я заложил стебли дикого чеснока и второй корень петрушки. Бульон к этому времени загустел, стал маслянистым, на поверхности плавали радужные круги жира. Кости побелели и начали отдавать желатин.

Пора.

Я выловил из котла всё твёрдое деревянной ложкой. Кости отправились в сторону, луковицы выжал, выдавливая сок обратно в котелок, а шелуху и мякоть выбросил. Проверил объём, долил кипятком из керамического горшка, который грелся рядом.

Теперь вторая закладка.

Довёл бульон до кипения и опустил плавники, филейные обрезки с костями и оставшиеся жировые прослойки. Посолил ещё немного, на вкус должно быть чуть солонее, чем хочется, рыба потом заберёт лишнее.

Убавил жар до минимума. Бульон едва колыхался, даже не кипел толком, только изредка лопались ленивые пузыри. Привычным движением снял пену берёзовой веточкой. Почистил картофель, нарезал его крупными дольками и замочил в холодной воде, чтобы вышел лишний крахмал. Через пятнадцать минут добавил третий корень петрушки и оставил томиться.

Полчаса прошли незаметно.

Я сидел, слушал шум водопада, смотрел на звёзды, которые уже высыпали по всему небу. Рид улёгся рядом, положив морду на лапы, его глаза отражали отблески костра двумя жёлтыми огоньками.

Как же тут хорошо…

Люблю так посидеть. Без спешки и без мыслей о проблемах, без планирования следующего шага. Только костёр, уха, да тишина дикой природы.

Наконец я выловил все кости, плавники и обрезки. В котле остался густой золотисто-коричневый бульон, который можно было пить как напиток богов. Собственно, опытные рыбаки так и делают.

Пришло время добавить картофель, промыл его и опустил в кипящий бульон.

Посолил. Попробовал. Чуть пересолено, но так и должно быть, рыба ещё заберёт часть соли на себя.

— Мяу!

Рид поднял голову и требовательно посмотрел на котелок.

Я резко вскинул руку, останавливая его.

— Тихо.

Кот округлил глаза, явно не понимая, в чём дело.

— При готовке ухи шуметь нельзя, — объяснил я шёпотом. — Традиция такая. Дед говорил, рыба любит тишину, и уха тоже.

Рид моргнул, потом ещё раз. Его морда выражала крайнюю степень недоумения, мол, какие ещё традиции, ты вообще в своём уме? Но спорить со мной не стал, только фыркнул беззвучно и снова улёгся.

Всё же, умный у меня кот.

Убавил жар до белого ключа, когда бульон едва шевелится, и опустил всё филе разом. Самые крупные куски легли на дно, средние в середину, нежные сверху. Это важно, филе разной плотности готовится с разной скоростью, и если сделать закладку правильно, то мясо дойдёт одновременно.

Всё, больше котёл пока трогать нельзя.

Нужно только чуть-чуть добавить лесного аромата. Взял три ягоды морозника, который точь в точь, по свойствам, как наш привычный можжевельник.

Раздавил три ягоды плоской стороной ножа, они лопнули с тихим хрустом, выпуская терпкий смолистый аромат. Бросил в уху. Влил медовуху из фляги, примерно половину того, что осталось и перемешал один раз, аккуратно, по кругу.

Теперь самое важное. Вытащил из углей загодя приготовленную головушку с которой снял ножом всю кору. Она как раз раскалилась докрасна и затлела ровным жаром. Обстукал её о камень, сбивая рыхлую сажу.

И погрузил головешку в центр котла.

Шшшш!

Бульон взорвался паром. Дым и брызги взметнулись вверх, обдав меня запахом горелого дерева и рыбы. Я держал головешку, отсчитывая про себя секунды. Один, два, три… пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят. Достаточно.

Вынул головешку и швырнул обратно в костёр. Она зашипела, плюнула искрами и успокоилась.

Теперь две минуты тишины, котёл трогать нельзя, что бы сажа осела на дно.

Рид лежал неподвижно, даже его хвосты успокоились и перестали подёргиваться. Чувствует важность момента.

Снял котёл с углей, отставил в сторону. Подождал ещё пять минут, пока температура чуть спадёт. Проверил тыльной стороной ладони над поверхностью, горячо, но уже не обжигает.

Теперь главные сокровища, молоки и печень. Нежнейшие части, которые нельзя варить, только опустить в горячий бульон и дать дойти под крышкой. Я порезал их на небольшие кусочки и аккуратно погрузил в уху. Накрыл крышкой.

Половину пучка свежего укропа мелко нарубил и высыпал сверху. Закрыл снова.

Пятнадцать минут.

Я пристроил котёл рядом с углями, чтобы не остывал, и усевшись на камень неподалеку, просто смотрел на озеро. Ночь еще не наступила, но темнота уже опускалась на землю, только потрескивающий костер отгонял ее. Где-то в лесу ухнула сова. Эх… почаще бы так сидеть.

Рид мурлыкал рядом, и его глаза были полуприкрыты в предвкушении. Я потянулся почесать его между ушами…

И в этот момент кот взвился на ноги.

Шерсть встала дыбом, оба хвоста распушились, как ёршики для бутылок. Из горла зверя вырвалось низкое шипение, от которого у меня мурашки побежали по спине.

В голову же словно молот ударил мысленный образ.

Тень. Огромная, давящая тень, накрывающая весь лагерь. Что-то могущественное и опасное, от чего хотелось вжаться в землю и притвориться камнем.

Похожее я чувствовал только, когда встречался с призрачными культиваторами с черными хлыстами в том разрушенном мире под рекой.

Тут же схватил острогу и вскочил, разворачиваясь к лесу.

Из-за деревьев бесшумно вышла фигура.

Старик. Невысокий, сутулый, в латаной-перелатаной одежде неопределённого цвета. Седая борода до груди, чёрный посох в руке, простой, без украшений.