"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

– Привет, Рамиз. – Летти посмотрела по сторонам. – Значит, похоже, все здесь.

Виктуар вздохнула:

– Ce sont des idiots, – сказала она Летти.

– Je suis tout à fait d’accord[923], – пробормотала Летти в ответ.

И обе захихикали. Робин не знал французского, но понял, что о них сказали гадость, и нашел это отвратительным.

– Вот вы где.

От дальнейшго обмена любезностями их спас высокий и худощавый чернокожий джентльмен, который пожал им руки и представился как Энтони Риббен, аспирант, специализирующийся на французском, испанском и немецком.

– Мой опекун считал себя поэтом-романтиком, – объяснил он. – Он надеялся, что я унаследую его страсть к поэзии, но когда стало очевидным, что у меня еще и талант к языкам, отправил меня сюда.

Он многозначительно умолк, ожидая, что они расскажут о своих языках.

– Урду, арабский и персидский, – сказал Рами.

– Французский и креольский, – сказала Виктуар. – В смысле, гаитянский креольский, если это считается.

– Считается, – бодро отозвался Энтони.

– Французский и немецкий, – сообщила Летти.

– Китайский, – сказал Робин, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке. – А еще латынь и греческий.

– Ну, мы все знаем латынь и греческий, – заметила Летти. – Это ведь обязательное требование для поступления.

Щеки Робина заполыхали: он этого не знал.

Энтони это явно понравилось.

– Отличная космополитичная группа, верно? Добро пожаловать в Оксфорд! И как вам здесь?

– Замечательно, – ответила Виктуар. – Хотя… Даже не знаю, здесь странно. Как будто не по-настоящему. Такое чувство, словно я в театре и все не дождусь, когда опустится занавес.

– Это ощущение не пройдет. – Энтони пошел к башне, поманив их за собой. – В особенности когда вы войдете в эти двери. Меня попросили до одиннадцати часов показать вам институт, а потом я оставлю вас с профессором Плейфером. Вы впервые здесь?

Они посмотрели на башню. Внушительное восьмиэтажное здание из сверкающего белого камня, построенное в неоклассическом стиле, украшали декоративные колонны и высокие витражные окна. Оно доминировало на Хай-стрит, по сравнению с ним находящиеся по соседству библиотека Рэдклиффа и университетская церковь Святой Девы Марии выглядели довольно жалко. За выходные Рами и Робин проходили мимо него бесчисленное количество раз, восхищаясь им, но всегда издалека. Они не осмеливались подойти. Тогда еще нет.

– Великолепно, правда? – довольно вздохнул Энтони. – К этому зрелищу невозможно привыкнуть. Добро пожаловать в ваш дом на следующие четыре года, верите ли вы этому или нет. Мы называем это место Вавилоном.

– Вавилон… – повторил Робин. – Поэтому нас…

– Поэтому нас называют балаболами?[924] – Энтони кивнул. – Эта шутка стара как мир. Но каждый сентябрь какой-нибудь первокурсник Биллиола думает, что придумал ее впервые, и мы обречены терпеть это дурацкое прозвище уже несколько десятилетий.

Он стремительно шагнул на ступени. На камне перед дверью была высечена сине-золотая печать – герб Оксфордского университета. «Dominus illuminatio mea», – гласила надпись на нем. «Господь – свет мой». Как только нога Энтони коснулась печати, тяжелая деревянная дверь распахнулась сама собой, открыв залитое золотистым светом ламп внутреннее пространство с лестницами, суетящимися студентами в темных мантиях и бесчисленными книгами.

От потрясения Робин остановился. Из всех чудес Оксфорда Вавилон казался самым немыслимым – башня вне времени, видение из грез. Окна с витражами, высокий, внушительный купол – все это как будто забрали с картины, висящей в столовой профессора Ловелла, и перенесли на унылую серую улицу. Свечение в средневековом манускрипте, дверь в сказочную страну. Казалось невероятным, что они будут приходить сюда каждый день на учебу, что у них вообще есть право сюда входить.

И все же Вавилон был прямо перед ними и ждал.

Энтони поманил их с сияющей улыбкой.

– Ну же, входите.

– Бюро переводов всегда были незаменимыми инструментами великих цивилизаций, даже их центрами. В 1527 году Карл V Испанский создал Секретариат переводчиков, сотрудники которого жонглировали более чем десятком языков для управления разными территориями его империи. Королевский институт перевода был основан в Лондоне в начале семнадцатого века, хотя в свой нынешний дом в Оксфорде он переехал только в 1715 году, после окончания войны за испанское наследство, после чего британцы благоразумно решили, что стоит обу- чать молодых людей языкам колоний, которые испанцы только что потеряли. Да, все это я выучил наизусть, и нет, я этого не писал, но провожу эту экскурсию с первого курса благодаря своему личному обаянию, так что у меня неплохо получается. Проходите сюда, через вестибюль.

Энтони обладал редким талантом говорить без запинки, даже пятясь.

– В Вавилоне восемь этажей, – сказал он. – В Книге Юбилеев утверждается, что древняя Вавилонская башня достигала в высоту больше пяти тысяч локтей, то есть почти две мили, что, разумеется, невозможно, хотя наш Вавилон – самое высокое здание в Оксфорде, а то и во всей Англии, не считая собора Святого Павла. Она почти триста футов высотой, не считая подвала, а значит, в два раза выше библиотеки Рэдклиффа…

Виктуар подняла руку.

– А башня…

– Внутри больше, чем выглядит снаружи? – спросил Энтони. – Именно так.

Поначалу Робин этого не заметил, и теперь это противоречие сбивало его с толку. Снаружи Вавилон был огромным, но все равно не казался настолько высоким, чтобы вместить гигантские книжные полки каждого этажа.

– Это прелестный трюк серебряных дел мастеров, хотя я точно не знаю, какая словесная пара за это отвечает. Так уже было, когда я сюда приехал, мы принимаем это как должное.

Энтони провел их мимо длинных очередей горожан, выстроившихся к окошкам.

– Сейчас мы в вестибюле, здесь ведутся все дела. Местные торговцы заказывают серебряные пластины для своего оборудования, чиновники просят о поддержке городских работ, и все в таком роде. Это единственное место в башне, открытое для всех, хотя с учеными и студентами посетители почти не пересекаются, их обслуживают клерки. – Энтони жестом пригласил их подняться по центральной лестнице. – Сюда.

На втором этаже находилась юридическая кафедра, заполненная учеными с кислыми физиономиями, которые что-то царапали по бумаге и листали толстые замшелые справочники.

– Здесь всегда многолюдно, – сказал Энтони. – Международные договора, заокеанская торговля и все такое. Шестеренки империи, именно они приводят весь мир в движение. Большинство выпускников Вавилона в итоге оказываются здесь: тут неплохое жалованье и всегда нужны люди. Хотя и бесплатно приходится потрудиться: вся юго-западная секция переводит на европейские языки Кодекс Наполеона[925]. Но за остальное мы берем немалые суммы. На этом этаже получают самый большой доход для Вавилона, не считая серебряных дел мастеров, разумеется.

– А где серебряные мастерские? – спросила Виктуар.

– На восьмом этаже. На самом верху.

– Потому что там самый лучший вид? – поинтересовалась Летти.

– Из-за огня, – пояснил Энтони. – Если начнется