"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

– Говори правду, – твердо, но бесстрастно сказал профессор Ловелл. – Только это сейчас может тебя спасти.

– Три месяца, – выдохнул Робин. Три месяца – это меньше, чем целых три года, но достаточно долго, чтобы звучало правдоподобно. – Только… только начиная с этого лета.

– Понятно.

В голосе профессора Ловелла не было гнева. И его спокойствие пугало еще больше. Робин предпочел бы, чтобы отец накричал на него.

– Сэр, я…

– Молчи, – сказал профессор Ловелл.

Робин стиснул зубы. Но какая разница? Он все равно не знал, что сказать. Он не мог выпутаться, не мог оправдаться. Он мог только признать очевидность своего предательства и ждать последствий. Но если ему удастся не упоминать Рами и Виктуар, если он убедит профессора Ловелла, что действовал в одиночку, этого будет достаточно.

– Сама мысль о том, что ты оказался настолько чудовищно неблагодарным… – сказал профессор Ловелл после долгой паузы. Он откинулся назад и покачал головой. – Я сделал для тебя больше, чем ты можешь себе представить. Ты мальчишка из кантонских доков. Твоя мать была изгоем. Даже если бы твой отец был китайцем, твое положение не стало бы лучше. – Кадык профессора Ловелла пульсировал, и это было больше всего похоже на признание, которое можно от него ожидать. – Всю жизнь ты зарабатывал бы гроши. Ты никогда не увидел бы берегов Англии. Никогда не читал бы Горация, Гомера или Фукидида – да что там, ты вообще никогда не открыл бы ни одной книги. Ты бы жил и умер в убожестве и невежестве, не представляя себе мир возможностей, которые я тебе показал. Я вытащил тебя из нищеты. Подарил тебе огромный мир.

– Сэр, я не…

– Да как ты посмел? Как ты посмел плюнуть нам в лицо после всего, что тебе дали?

– Сэр…

– Ты понимаешь, насколько привилегированное положение занимал благодаря этому университету? – Голос профессора Ловелла не стал громче, но сначала он тянул слова, а потом выплевывал слоги, словно откусывал их с конца. – Ты знаешь, сколько платят семьи, чтобы отправить своих сыновей в Оксфорд? Ты же живешь здесь и питаешься бесплатно. Ты получаешь ежемесячное пособие. У тебя есть доступ к величайшим хранилищам знаний в мире. Ты думал, что это в порядке вещей?

В голове Робина пронеслась сотня аргументов: что он не просил привилегий Оксфорда, не сам принял решение уехать из Кантона, и щедрость университета не должна накладывать на него обязательство быть беспрекословно верным империи и ее колониальным проектам, иначе это очередная форма рабства, на которую он никогда не соглашался. Он не желал такой судьбы, за него все решили другие. Он не знал, какую судьбу выбрал бы сам – эту или жизнь в Кантоне, среди людей, которые выглядят и говорят так же, как он.

Но какое это имело значение? Профессора Ловелла не разжалобить. Имело значение только то, что Робин виновен.

– Что это для тебя? Развлечение? – Профессор Ловелл покривил губы. – Ты получал удовольствие? О, наверняка. Представляю, как ты воображал себя героем из какого-то романа, вроде разбойника Дика Турпина, да? Ты всегда обожал бульварные романчики. Днем – усталый студент, а ночью – смелый вор? Тебе это казалось романтичным приключением, Робин Свифт?

– Нет. – Робин расправил плечи и попытался хотя бы говорить не так жалко и испуганно. Если его все равно накажут, он хотя бы не изменит своим принципам. – Нет, я поступал правильно.

– Вот как? И что же в этом правильного?

– Я знаю, вам плевать. Но не сожалею о том, что сделал, и вы можете поступать как вам угодно…

– Нет, Робин. Скажи, за что ты сражался. – Профессор Ловелл откинулся назад, сцепил пальцы и кивнул. Как на экзамене. Как будто он на самом деле слушал. – Давай, убеди меня. Попытайся меня завербовать. Старайся как следует.

– Вавилон несправедливо забирает себе все серебро, – сказал Робин.

– Ах вот как, несправедливо!

– Это неправильно, – продолжил Робин, распаляясь. – Эгоистично. Все наше серебро служит богачам и военным, идет на кружева и оружие, когда люди умирают по банальным причинам, и серебро могло бы это легко предотвратить. Неправильно, что Вавилон набирает студентов из других стран, чтобы работали здесь над переводами, а их родина ничего не получает взамен.

Он прекрасно знал эти аргументы. Робин повторял сказанное Гриффином, те истины, которые он усвоил. Но лицо профессора Ловелла оставалось каменным, и теперь все эти слова казались глупыми. Голос Робина дребезжал от неуверенности.

– Если ты и впрямь так возмущен тем, как обогащается Вавилон, – продолжил профессор Ловелл, – почему же ты с удовольствием брал его деньги?

Робин сжался.

– Я не… я не просил…

Но больше он не смог придумать ничего связного. Его щеки пылали.

– Ты пил шампанское, Робин. Получал стипендию. Жил в меблированной комнате на Мэгпай-лейн, расхаживал по улицам в одежде от хорошего портного, оплаченной университетом, но утверждаешь, что это кровавые деньги. Тебя ничего не беспокоит?

И он попал в точку. Робин был готов, даже теоретически, отказаться ради революции, в которую он не очень-то и верил, лишь от чего-то незначительного. Он был не против сопротивления, только бы оно не мешало ему жить. И это противоречие его не беспокоило, пока он не слишком над ним задумывался. Но в таком мрачном изложении казалось неопровержимым фактом, что Робин отнюдь не революционер, у него, по сути, отсутствуют убеждения.

Профессор Ловелл снова скривил губы.

– Ну что, теперь тебя не так беспокоит империя?

– Это несправедливо, – повторил Робин. – Неправильно…

– Неправильно, – передразнил его профессор Ловелл. – Предположим, ты изобрел механическую прялку. И что, тебя следует обязать поделиться своим изобретением со всеми, кто до сих пор прядет вручную?

– Но это не то же самое…

– И что же, мы должны раздавать серебряные пластины по всему миру, отсталым странам, имевшим все возможности для создания собственных центров перевода? Для изучения иностранных языков не нужны большие вложения. Почему Британия должна помогать тем странам, которые не сумели воспользоваться своими преимуществами?

Робин уже открыл рот, чтобы ответить, но не мог ничего придумать. Почему так трудно подобрать слова? С его аргументами что-то не так, но он не мог понять, что именно. Свободная торговля, открытые границы, равный доступ к знаниям – все это хорошо звучало в теории. Но если игровое поле и впрямь такое ровное, почему же вся прибыль скапливается в Британии? Неужели британцы на самом деле гораздо умнее и трудолюбивее? Может, они честно играют и выигрывают?

– Кто тебя завербовал? – спросил профессор Ловелл. – Он хорошо постарался.

Робин не