Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

По неведомой причине на душе становилось спокойнее. С каждым шагом увереннее убеждал себя, что всё будет хорошо, просто, нужно подождать, а потом попробовать ещё раз, но уже в другом месте.

Мы расселись в Запорожце и продолжили путешествие. Машина съехала к станице, и на её окраине отец свернул направо к Кубани, к давно знакомым местам. На берегу мы остановились и устроились на подходящей для нас лужайке.

После недолгой прогулки по лесу и берегу, не отыскав никаких пролесок, отец достал удочки и начал готовиться к отдыху у воды. О том, что никакой рыбалки не получится, он был уверен, но вот так сразу возвращаться домой ни ему, ни мне не хотелось.

Я получил от него свой спиннинг и уселся на берегу рядом с машиной. Здесь неширокий рукав реки делал крутой поворот, в углу которого был омут почти без течения. Я уже успокоился после провала с клятвой, но рыбачить всё равно не хотел. Без затей закинул донку в воду и начал отдых на свежем воздухе.

Отец приготовил свой спиннинг, закинул снасть подальше от берега и прогуливался с братом на руках, изредка поглядывая на удочку, просто так, наудачу.

Я сидел, грелся на солнышке и не ждал никаких поклёвок. Думать о случившемся не хотелось, мечтать о будущем тоже. Уже пребывал в странном забытьи, как вдруг леска несколько раз кряду дёрнулась и замерла. Поклёвка была знакомой, и я резонно предположил, что со мной поздоровался кубанский пескарь.

Пришлось вытаскивать из воды леску с пустыми крючками.

«Точно. Здесь был пескаришка. Склевал наживку», — повеселел я без видимой причины.

Снова и снова наживлял, закидывал снасть в воду, а пескари каждый раз обгладывали крючки. Так я развлекался с дальним прицелом: собрался перещеголять отца и поймать хотя бы одну рыбёшку. Но раз за разом рыбки съедали наживку, и я оставался ни с чем. Может они были очень мелкими, но прожорливыми, и крючок не помещался у них во рту. А может я вовремя не реагировал на поклёвки.

Я упрямо продолжал своё безуспешное дело, а рыбки продолжали своё.

Отец увидел меня за таким занятием и подошёл с братишкой поближе.

— Зачем палкой машешь? — спросил он с улыбкой. — Мухи тебя достали, что ли?

— Не мухи. По крайней мере, не надводные, — ответил я так же шутливо.

После моего беззаботного ответа, спиннинг рвануло так, что я еле удержал его в руках. Коряга, или что-то ещё, зацепилась за снасть и сильно потянула леску.

— Невезуха, — прокряхтел я и вскочил на ноги.

— Попусти и подожди, когда этот топляк к берегу прибьёт, — посоветовал папка, и я сделал всё, как он сказал.

Но коряга не пожелала плыть по течению, а потянула леску из ямы в сторону переката.

У меня так и затрепетало внутри. «Рыба! Рыба поймалась!» — чуть ли не запел, а в груди потеплело и защемило.

Кто-то дунул теплом в лицо. Кто-то незримой рукой потеребил волосы. Кто-то проснулся и зашевелился на спине и боках. «Ёшеньки… Мир отвечает», — разволновался я и принялся вываживать пока ещё невидимый улов. А на другом конце лески что-то неохотно сопротивлялось, и медленно, но верно приближалось к берегу.

— Сомёнок? Ну надо же, — обрадовался папка.

Я тщательно следил за натяжением лески, чтобы не порвать и не выдернуть крючок изо рта сомёнка, а тот уже вовсю плескался и выныривал из воды.

Подтащив рыбину к самому берегу, одним движением вынул её из воды и сразу отвернулся от реки. Потом опустил трофей в траву прямо под ноги отцу.

Это был небольшой сомёнок, длиной чуть больше полуметра, папка сразу его измерил, но для меня это была огромная рыбина. Это была большая и неожиданная удача. Я запрыгал, как в детстве, радуясь маленькому счастью, и от недавних печалей не осталось и следа.

* * *

По дороге домой рассеянно слушал удивления отца по поводу сомов. Что этим рыбам ещё рано клевать. Что такое происходит в мае или начале июня после первых гроз. И неожиданно понял, что всё случилось не просто так.

Потом в подробностях прокрутил в голове кадр за кадром весь прошедший день. И восхождение на гору, и клятву, и молчание мира в ответ, и рыбалку. Ничего не забыл. Обо всём подумал.

Когда поймал сомёнка ощущения были именно такими, каких ожидал на вершине. И тёплое дыхание в лицо, и ароматный воздух, и мурашки. Всё было, как должно.

«Почему мир сразу не ответил? Пошутил, что ли? Отозвался, но позже? Неправильно так. Может, он не мог принять клятву? Может… Приедем – сразу к деду. Узнаю, что он об этом думает», — твёрдо решил я и продолжил глазеть на дорогу.

Глава 10. Весенние страдания

— Ой, боженька-боженька. Ой, боженька-боженька, — причитал Павел и слонялся туда-сюда по хате. — Ой, тётенька добрая, забери меня, старого, да забери скорее. И что я тут, бедолага, маюсь с кутятами этими, как сучка-недоучка какая-то. И что худого я сделал тебе, мир мой любезный? Ой, боженька-боженька.

Он ещё долго мелькал перед глазами, ковылял и голосил по-стариковски. А я сидел и ждал, когда же, наконец, дед успокоится и объяснит, что в моём рассказе о неудачной клятве его расстроило. И расстроило так, что он забыл о больных ногах и носился словно ошпаренный.

Наконец Павел выдохся и рухнул на топчан. Я хотел спросить о тётке, которую он звал и жаловался на кутят, но оборвал себя на полуслове.

— Хорошо, что всё рассказал, — выговорил старый, когда угомонился и отдышался. — Что не утаил и не стал силком добиваться признания. Мир хоть и балуется иногда, только норов у него, куда какой крутой. Что не по его, размелет и не поморщится. Собирай потом клочки да охай, отмаливай грехи, а уже рано.

Дед сделал долгую паузу, потом пару раз глубоко вздохнул и продолжил, как ни в чём не бывало:

— Расскажи, как на духу, про вершину той горки. И расскажи подробно. Как залазил? Кого сглазил? Что видел? Один был, или с кем? Что говорил, о чём думал.