Товарищ «Чума» 12 - lanpirot

насущный. Фролов поглощал пищу с солдатской прямолинейностью, но в его глазах я читал ту же усталость и тяжесть, что давила и на меня. Мы были похожи на людей, только что вышедших из страшной битвы, но уже знающих, что впереди — новая.

А вот Каин с Матиасом, пока мы ходили с командиром в блиндаж с мертвяком, потихоньку растворились в ночи и никакая охрана, выставленная майором, не сумела их удержать. На его вопрос «куда делись ваши люди?», я, прямо глядя глаза в глаза, ответил, что у них есть собственное задание от Ставки. И посоветовал поскорее забыть, что он их вообще видел.

Через сорок минут, как и обещал майор, за нами приехал полуторка. Мы тряслись в кузове по разбитой дороге, молча глядя на проплывающий мимо тёмный лес. Воздух аэродрома пах авиационным бензином, пылью и осенью. Посреди поляны стоял небольшой транспортный «Ли-2», выпускаемый на базе американского «Дугласа». Его винты уже медленно вращались, готовясь к взлету. Возле трапа нас ждал офицер в форме НКВД, сухой, подтянутый, с непроницаемым лицом.

— Товарищ Чума? Товарищ Фролов? И отец Евлампий? — перекрикивая гул моторов, спросил он, сверяясь с бумагой в руке. — Проходите в салон — вылетаем через пять минут.

В салоне было небогато, пахло машинным маслом, всё тем же авиабензином и табаком. Мы заняли места на жестких сиденьях вдоль бортов. НКВДешник устроился напротив, его внимательный, холодный взгляд скользил по нам, будто он пытался разгадать сложную и опасную загадку. Самолет вздрогнул, покатился по взлетной полосе, и через мгновение земля ушла из-под «ног», превратившись в черное пятно.

Мы летели в Москву. К товарищу Сталину и руководству страны, чтобы сообщить им о новой опасности. Едва нам удалось совладать с демоном Хаоса, как сразу появилась новая проблема. У меня, отчего-то постепенно возникало стойкое убеждение, что это именно я вношу какую-то деструктивную ноту в этот мир. Ведь стоило разобраться с одной проблемой — как тут же возникала следующая.

Фролов, примостившись рядом, достал пачку папирос. Одну цигарку он зажал зубами, а вторую протянул мне.

— Не люблю я самолеты, — хрипло признался он, ёрзая на неудобном сиденье. — Как думаешь, батюшка, — повернулся он к священнику, — они там… в Кремле… нам поверят? Что молитвы твои могут стать оружием против этих… живых мертвяков?

Отец Евлампий медленно повернул к нему голову. Его лицо было усталым, но одухотворённым.

— Поверят, товарищ Фролов! Обязательно поверят! Мы покажем угрозу, которую нельзя остановить обычным оружием. А наше оружие — это Вера!

Чекист, сидевший напротив, не проронил ни слова, но я видел, как его пальцы нервно постукивали по кобуре пистолета. Я его прекрасно понимал — за такие вот речи можно легко оказаться где-нибудь в местах, не столь отдалённых…

Фролов затянулся, дым папиросы едким облачком заклубился в прохладном воздухе салона. Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалось то же самое, что вертелось и у меня в голове: вера — это хорошо, но и простыми пулями тварей тоже можно убить. Сложно — но можно. Главное, знать, как это сделать.

Отец Евлампий тоже, словно прочитав его мысли, тихо сказал, глядя в иллюминатор на проплывающие внизу облака:

— Не бойся, сын мой. Настоящую Истину не скрыть за формулами. Имеющие глаза, да увидят ее.

Наш сопровождающий, недовольно зыркнув на попа, вынул часы, сверился с временем и коротко бросил:

— Через час будем на месте.

Самолет качнуло, и я закрыл глаза, мысленно готовясь к тому, что ждало нас в Москве. Перед встречей со Сталиным нужно было хоть немного привести себя в порядок. Я попотчевал себя и Фролова лечебными конструктами. А вот на батюшку моя проклятущая волшба не действовала, поэтому ему придётся обходиться своими силами.

Самолет тряхнуло сильнее, и вскоре он пошел на снижение. За иллюминатором вместо бескрайнего поля облаков поплыли покрытые осенней ржавчиной подмосковные леса, а затем стало видно и первые окраины столицы. Вскоре под шасси с глухим гулом побежала посадочная полоса аэродрома. «Ли-2» пробежал несколько сот метров и замер.

Как только мы остановились, НКВДешник резко поднялся с места.

— На выход, товарищи! Время не ждёт!

Ступив на землю, я ощутил, как подкашиваются затёкшие от неудобного сидения ноги, но «доза» целительского конструкта, принятая ранее, быстропоправила все неудобства. Я глубоко вдохнул московский воздух. Даже он здесь был иным — не фронтовым, не лесным, а городским, пропитанным запахами дизельных выхлопов, угольной гари и холодной речной влаги. На полосе нас уже поджидал чёрный ЗИС-101. Без лишних слов мы втиснулись внутрь, и машина резко тронулась.

Мы ехали по пустынным утренним улицам. Москва встретила нас суровой, военной тишиной. Окна домов были крест-накрест заклеены бумажными лентами, кое-где зияли пустые глазницы выбитых стекол. Изредка попадались прохожие — сгорбленные, торопливые, с вещмешками за спиной — комендантский час еще не закончился, и они не хотели попадаться патрулю. Наш сопровождающий сидел рядом с водителем, не оборачиваясь, но я чувствовал его напряженное молчание.

Машина, миновав несколько КПП, въехала в самое сердце города. И вот он, Кремль, показался за высокой кирпичной стеной — неприступный, величественный, с темными зубцами кремлёвской стены, выделяющимися на фоне тусклого неба. Только рубиновых звезд на шпилях башен не было видно — они были закрыты специальными защитными чехлами, чтобы скрыть их от вражеской авиации и не дать противнику использовать их как маяки для наведения бомбёжек.

Нашу машину остановили у Спасских ворот. После тщательной проверки документов нас пропустили дальше, а после передали новому сопровождающему — такому же сухому и молчаливому офицеру в форме НКВД.

В кремлёвских коридорах каждый наш шаг отдавался гулким эхом в звенящей тишине. Фролов нервно поправлял гимнастерку, отец Евлампий, казалось, был погружен в молитву, его пальцы нервно сжимали наперсный крест. Нас провели сквозь бесконечные коридоры, устланные красными ковровыми дорожками. Воздух здесь пах стариной и властью.

Наконец мы остановились перед высокими двустворчатыми дверями из темного дерева. Офицер коротко постучал, получил отклик из-за двери и, распахнув одну из створок, жестом пригласил нас войти. В приемной вождя нас, как обычно, встретил личный помощник и бессменный секретарь вождя — Александр Николаевич Поскрёбышев.

— Проходите, товарищи! — произнёс он, завидев нашу весьма потрёпанную компанию. — Иосиф Виссарионович вас ждёт.

На этот раз нас доставили к вождю, так сказать, с пылу-жару, не дав даже умыться, переодеться и привести себя в порядок. Ведь, по сути, по рации я ничего не сообщил в Ставку о нашей победе над