Зверогон - Лариса Петровичева

Филин устало кивнул.

– Никого и ничего. Я вел запись на тот случай, если он снова станет нас морочить, но и на записи пусто. Квартиру он снимал с конца июля. Были свидетели, которые видели его без маски, завтра их вызовут для составления фоторобота. Знаешь, они говорят, что у него очень непримечательная внешность. Он какой-то безликий.

Чайник засвистел и щелкнул, выключаясь. Арина поднялась из-за стола, сделала чаю себе и Владу. Спросила:

– А у этих заложных есть лица?

– Есть, конечно, – ответил Филин, убирая опустевшую тарелку в мойку. – Русалки же с лицами? Вот, а они тоже заложные.

– Но они не гниют, – ответила Арина, вспомнив призрачные руки, которые оплетали Филина, утаскивая его на дно. Русалочьи тела были похожи на прозрачное желе, которое в какой-то момент темнело, скрывая внутренности.

– У них своя трансформация, – сказал Филин. Сделал глоток из чашки, устало прикрыл глаза. День сегодня и правда выдался каким-то бесконечным. – Раз наш заложный и после смерти сидит на мефедроне, будем трясти барыг.

Вспомнился один из приятелей Павла, Димон Бессонов, который иногда заходил в гости. Высокий, сутулый, с жидкими светлыми волосами, зачесанными назад, и глазами, которые никогда не смотрели прямо на собеседника, он казался Арине гулем из фильмов ужасов. Бледное лицо всегда было спокойным, а голос негромким. Бессонов любил поболтать о химии – когда-то он учился на фармацевта, но потом с образованием как-то не заладилось.

Павел относился к людям с презрением – но вот Димон был для него кем-то вроде божества. Потом, когда Арина узнала о брате правду, поняла, почему он смотрел на Бессонова с таким восторгом.

– Слушай, – сказала Арина, чувствуя, что вступает на тонкую гибельную тропу, которая ведет через болота. – Если в наших мирах есть двойники великих людей, то есть и обычных. Ты знаешь такого Дмитрия Бессонова?

Мысль о двойниках вдруг стукнула ее по голове, когда Арина почти погрузилась в сон. Утопая в темной бездне, она вдруг подумала: а ведь в этом Турьевске может быть мой двойник. Двойник мамы. И Павел, наверно, умер точно так же почти две недели назад.

Она не вспомнила об этом, когда проснулась – но сейчас это привело ее в ужас.

Влад нахмурился.

– Кто это?

– Продавал наркоту моему брату. Здесь может быть его двойник, и он тоже не подарок.

Она сделала паузу и добавила:

– Я не пытаюсь все это притянуть к своему брату, не думай. Я просто хочу помочь тебе хоть как-то. Ну и… лучше понять свой новый мир, конечно.

Влад понимающе кивнул. Его взгляд смягчился – в нем сейчас было тепло, которого Филин, должно быть, сам от себя не ожидал.

– Спасибо, – произнес он. – Завтра проверим, есть ли он у нас.

***

Утром Арина сказала, что хочет съездить в Чулково.

Маленький район, который лежал по ту сторону моста через Турью, одновременно пугал ее и притягивал. Он расположился на холмах россыпью пятиэтажек и пестрых пятен старого частного сектора, который все никак не собирались расселить и снести; когда Арина думала о своей улице и двойниках, то ее бросало в холод и тотчас же укутывало жаром.

– Давай, – согласился Филин. – С тобой поехать?

Сегодня он выглядел осунувшимся и угрюмым – самая настоящая сова, которая мрачно смотрит на тебя с ветки и советует не лезть к ней ни в коем случае. Арина отрицательно качнула головой.

– Не надо. Я сама.

– Ну как знаешь, – ответил Влад. – Если найдешь своего двойника, познакомишь потом.

Маршрутка была в точности такой же, как в мире Арины – иногда она ездила именно в этом микроавтобусе с разноцветной рекламой на стенах в салоне. Зубная клиника, предложение работы в новом загородном комплексе, спортивный центр – она знала эти листовки и номера телефонов, и это сиденье с потертой обивкой знала тоже.

Когда Арина вышла на нужной остановке, то ее начало знобить.

“Я вернулась домой”, – сказала она себе. Возле остановки был мини-рынок: ларек с хлебом, палатка с овощами, палатка с полуфабрикатами, колбасами и сосисками, и женщина, которая сейчас отходила от нее, держа в руках пакет с тефтелями, жила в третьем подъезде – а Арина во втором.

Некоторое время она стояла, всматриваясь в знакомое лицо и не понимая, где находится – в мире Влада Филина, где у каждого человека есть животная или птичья тень, или уже дома. Потом женщина повернулась другой стороной, Арина заметила на ее щеке крупную родинку, которой не было раньше, и вздохнула.

Все-таки не дома. Нет. Двойники существуют, но они не идентичны. Будет чуть другая форма ушей или носа, будет родинка или шрам…

– Персики! – воскликнул продавец. И здесь, и в мире Арины он был идеально круглой формы; она даже задавалась вопросом, как он пробирается в свою палатку. – Персики, абрикосы, арбузы!

Арина отрицательно мотнула головой и свернула в проулок между домами.

Родной дом, в котором она жила с детства, сейчас казался замком с привидениями. Арина шла по двору – вот детская площадка, установленная губернатором во время предвыборной компании, вот знакомые автомобили на парковке, вот старая глухая кошка спит на солнышке. Вот дверь в подъезд: сейчас она откроется, выйдет мать и гневно спросит, что Арина тут делает, когда ей посоветовали убираться подальше.

Несколько минут она стояла у своего подъезда, глядя на скамейку – желтую, новенькую, еще в пластиковой упаковке, не снятой до конца. Возле ее дома в ее мире такой не было. Хотя как знать? Может, уже и поставили.

В голове все путалось. Арина теперь не знала, где именно находится и какой мир принадлежит ей по-настоящему.

Может, никакой.

Дверь запищала, открываясь – вышла уборщица с ведрами и швабрами в одной руке и с телефоном в другой. На экране кто-то был, весело говорил на незнакомом гортанном языке; уборщица улыбалась. Арина скользнула в дверь, поднялась мимо знакомых почтовых ящиков на первый этаж.

Это был ее дом. Ее подъезд. Разница была минимальной – в других ковриках возле квартир, в другом узоре дверей.

Арина медленно поднялась на свой третий этаж, гадая, что будет делать, когда дверь откроется, и она увидит мать. Может, и Павел здесь еще жив – выглянет из своей комнаты, привычно ухмыльнется.

“О, пигалица притащилась!”

Арина понятия не имела, откуда он выкопал это старое неприятное словечко – но Павлу оно нравилось.

Она не знала, сколько времени простояла, глядя