Зверогон - Лариса Петровичева

Губы актрисы были приоткрыты, словно с них еще не сорвались последние слова ее роли. Если убийца показывал Эухене змею, чтобы парализовать ужасом, то здесь, наверно, внушил какой-нибудь эпизод из драматической постановки. Литвинцева откликнулась на него, как актриса – должно быть, увидела себя на сцене, в зените своей славы, окруженной зрительским восторгом.

И убийца отнесся к ней с почтением. Аккуратно разложил полы и рукава халата, выпрямил руки вдоль тела, повернул голову вправо – Литвинцева была бы довольна своим последним спектаклем.

– Здесь же видеокамеры всюду, – сказал Филин. – Надо снимать записи, смотреть, куда он пошел.

После расправы с Литвинцевой мужчина в спортивном костюме, медицинской маске и низко надвинутой кепке спустился по лестнице, держа в руке большую спортивную сумку. В ней что-то возилось и ворочалось, и Филин мысленно усмехнулся: посмотреть бы, как ты справился бы с крокодилом. Это особенные твари, просто так их в сумку не закатаешь, даже, когда они слабы.

Потом он прошел по Советской до Красноармейского проспекта и нырнул в паутину улиц и улочек: его потеряли на перекрестке с Трудовой и так и не нашли.

– Как он узнает об экзотах? – спросила Арина, и Влад только сейчас понял, что все это время она молча была рядом. Стояла возле тела Литвинцевой, потом так же, не говоря ни слова, поехала с Филиным на работу и стояла за его спиной, когда он отсматривал записи.

Он только сейчас заметил эту молчаливую поддержку – Арина не мешала ему думать, вообще никак не отсвечивала – и понял, насколько с ней было спокойнее, чем без нее.

И это было плохо. Это делало слабее и уязвимее.

– Об этом не принято спрашивать в лоб, – угрюмо ответил Филин, выключая запись на ноутбуке. – Но это и не секрет, особенно у каких-то публичных людей. Иногда просто надо присмотреться. Преподаватель в университете носит значок с ежом, у школьницы на аватарке лебедь.

Теперь-то Зеленцов не будет говорить о бытовухе. Он мрачно признает, что Влад был прав с самого начала и даст отмашку на запуск программы защиты – вот только вряд ли она поможет. Убийца щелкнет пальцами, и любые двери раскроются.

– Как вообще можно использовать чужую Тень? – спросила Арина, присев на подоконник. – Зачем она нужна? Питомец?

– Окопченко вынуждал людей обращаться, – задумчиво произнес Филин. – И пожирал их Тени, это был такой способ присвоения. Наш убийца, возможно, тоже хочет их присвоить. Но у него не получилось с ягуаром.

– Но зачем?

– У Окопченко была мания величия. Он хотел стать повелителем земли и неба, поэтому убивал птиц, – Филин устало откинулся на спинку кресла. Покрутился на нем туда-сюда. – Птицы ведь правят небом, убей всех, будешь править сам. Этот выбирает экзотов. Самых редких, уникальных. На мой взгляд, это во многом коллекционирование. Помнишь, Белла тогда подумала, что раз он собирает редкости, то ты в опасности?

Арина кивнула с мрачным видом.

– Никогда такого не понимала, – призналась она. – Зачем вообще что-то собирать? Раскладывать по шкафчикам, по альбомчикам…

Альбом, в который Окопченко вклеивал перья своих жертв, Филин увидел уже в институте, когда изучал психологию девиантного поведения. Каждое перо было подписано, аккуратно приклеено на серую страницу, и от этой аккуратности Филина пробирало холодом. Последним было воронье перо Лизы. К следующей странице Окопченко приклеил полоску бумаги с именем и фамилией Влада, но перо так и не успел разместить.

Альбом был толстым, на шестьдесят страниц. Во время обыска нашли еще два таких, не заполненных.

Возможно, убийца экзотов завел себе такой же альбом. Вклеивает в него шерстинки, подписывает аккуратным почерком. И выбрасывает тела животных, потому что они больше не нужны.

– Для кого-то это как магнитики из путешествия, – ответил Филин. – Вот ты куда-нибудь едешь и покупаешь такой сувенир на память. Ностальгия, приятные воспоминания, переживания моментов насилия. Для других коллекция это способ завершения преступления. Если не взял трофей, то как бы не закончил дело.

Арина поежилась. Наверно, представила перо на холодильнике вместо магнита из Турции.

– Сюда же сексуальное возбуждение. Перебирает подарочки, воспроизводит пережитое удовольствие. А у Окопченко это было доказательство его подвигов. Он считал себя уникальным. Великим. Коллекция помогала ему переживать минуты величия и сохранять контроль над жертвами.

Он и сам удивился тому, насколько спокойно, почти равнодушно рассказывал об этом. В широко раскрытых глазах Арины плескалось брезгливое презрение – и к Окопченко, и ко всем ему подобным.

– Получается, у нашего убийцы тот же мотив. Он уникальный, и коллекция у него тоже уникальная. Великий человек хочет себе великие Тени.

Влад усмехнулся.

– Возможно, потому, что его собственная Тень кто-то вроде крота или мыши. И он побеждает экзотов и утверждается в своем превосходстве над ними. Но ягуар Эухены умер от остановки сердца. Он не был убит, его не резали, не издевались над ним, никак не показывали свою власть.

Некоторое время они молчали, а потом Арина негромко спросила, словно боялась, что ее вопрос причинит Филину боль:

– Окопченко ведь жив?

Филин покосился в ее сторону. Медленно качнул головой.

– Ты никогда не хотел с ним встретиться?

Влад демонстративно потер ухо.

– Я сидел в его подвале. Он убил девочку на моих глазах и собирался убить меня. Нет, я никогда не хотел с ним встретиться. Мой отец – вот он хотел. Пошел на открытый судебный процесс, не пропустил ни одного заседания. Однажды обратился, попытался броситься… конвой не позволил.

Когда-то Влад думал, что это был знак любви. Что отец все-таки любил его – потому и кинулся на Окопченко с растопыренными когтями, пытаясь хоть как-то защитить своего птенца.

Потом он решил, что это была не любовь. Что угодно, только не любовь.

– Влад, – сказала Арина и замолчала. Потом продолжила: – Влад, мне правда очень жаль, что все это с тобой случилось. Ты ни в чем не виноват.

Когда-то об этом говорил следователь, Олег Селиванов. Тот самый, который вел дело Окопченко и выносил Влада из подвала на руках. Потом об этом твердил детский психолог. Потом взрослый. Филин знал, что нет никакой его вины в том, что взрослое чудовище забрало со двора двоих птенцов.

Он знал, что все они правы. Но знать и принимать это знание все-таки было не одно и то же.

И сейчас Влад вдруг принял эту правду, когда о ней заговорила девчонка из другого мира, которая просто хотела поддержать его. Которая жалела, и в этой жалости не было ни капли того, что могло бы унизить.