Меня укутай в ночь и тень - Дарья Алексеевна Иорданская

– Грегори, – окликнул его женский голос едва слышно, полушепотом.

Грегори обернулся и увидел Элинор Кармайкл. Проклятая ведьма над ним насмехалась! Грегори бросился к ней по колено в воде, но голос уже доносился с другой стороны.

– Грегори!

Он поменял направление, стуча зубами от холода. Воды уже было по пояс. Скользкое илистое дно то и дело уходило из-под ног. Мимо проплыло что-то темное, непомерно раздутое, источая отвратительный смрад.

– Грегори!

Он развернулся опять, сделал шаг, преодолевая сопротивление воды и тумана, и тут кто-то цепко ухватил его за волосы.

– Нельзя. Остановись.

Голос был тихий, нежный и смутно знакомый. Грегори обернулся, но разглядеть стоящего за спиной человека не смог, только черную тень. И бледную изящную руку со страшным шрамом на запястье.

– Это мары, – сказала женщина, прикасаясь к щеке Грегори искалеченной рукой. – Они манят тебя в трясину тем, что ты любишь или ненавидишь.

– Грегори, – позвала стоящая в дюжине шагов левее Элинор.

– Это не Элинор, – сказал голос за спиной. – Ни одна из. Моего мужа мары заманили в топь голосом его брата Робара. Я не плакала.

Гудок-кит пронесся в тумане, голос был протяжный и жалобный.

– Это рыба, – сказала женщина за его спиной. – Пойдешь за ней, и тебя сожрут. Большая рыба может проглотить целый корабль, ведь она величиной с остров. Самая маленькая довольствуется крысами.

Снова затихло. Элинор – или же мара – не появлялась больше. Туман продолжил сгущаться, полный теней и далеких огней.

– Это слуги Кенло, – сказала женщина. – Ты ему практически не интересен. И недоступен. Был, пока не отдал перстень. Теперь мы бессильны. Идем.

Она развернула Грегори, взяв за плечи, и подтолкнула в спину. Каждый шаг давался с невероятным трудом. Его трясло от холода и иррационального страха, и он только надеялся, что пьян и видит все это в бредовой горячке.

– Нужно было бросить его в тумане, – резко сказал знакомый голос, похожий на рокот далекого обвала.

– Это мой долг – защищать семью, – мягко сказала женщина.

– А что насчет моей семьи?

Грегори обернулся, но за спиной у него никого не было. Туман медленно рассеялся, и он обнаружил, что стоит на пороге своего дома.

* * *

Дамиан содрогнулся. Тварь, занявшее тело Лауры, смотрела на него неотрывно. Уголок ее рта конвульсивно дернулся. Это было жуткое подобие улыбки. Тень ее в неверном свете полузакрытых окон жила, казалось, своей жизнью и подбиралась к ногам Дамиана. Он дрогнул и сделал шаг назад.

– Ты наконец совершил ошибку, мертвый мальчик, – ощерилась Лаура. Язык у нее во рту шевелился, бледный и распухший, словно не помещался за зубами. – Ты пришел сюда, ко мне.

Дамиан оглянулся через плечо. Сайласа Родни нигде не было. Он завел Дамиана в ловушку, и тот попался, как мальчишка! Кругом клубился туман, холодный и липкий, сквозь него проглядывали желтые пятна светящихся окон. Или – глаза чудовищ?

– Бежать некуда, – подтвердила Лаура, делая шаг вперед. – Тебя нелегко найти, Дамиан Гамильтон. Но вот выманить – проще простого. Понадобились твой брат и, кто бы мог подумать! – та женщина!

– Чего ты хочешь? – спросил Дамиан. – И кто ты?

– Я хочу тебя, Дамиан Гамильтон, – рассмеялась Лаура. – Ты удивишься, сколь многие тебя хотят.

– Польщен, – кивнул Дамиан. – Чего от меня хочешь лично ты?

Лаура шагнула вперед, вроде бы нешироко, но разом оказалась с Дамианом нос к носу. Дыхание ее было тяжелым и кладбищенски-смрадным.

– Твое тело, Дамиан Гамильтон, – сказала Лаура. – И твою душу.

Дамиану отчего-то показалось, что смысл в эти слова вложен исключительно плотоядный. Существо это выело изнутри Лауру и теперь, должно быть, ищет новый обед.

Потом Дамиан вспомнил о племяннике.

– Где Джеймс?

– С ним все в порядке, – ответила Лаура.

– Я тебе не верю.

– Но как же? Я ведь его мать. – Лаура расхохоталась жутким неживым смехом. Дамиан непроизвольно сделал еще один шаг назад. – Тебе некуда бежать, Дамиан. Ты в моем мире.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Дамиан, развернулся и бросился наутек.

Он всегда склонен был переоценивать свои силы.

Дамиан бежал, и туман был густой и вязкий, словно жирные сливки, и даже обладал молочным запахом. Ничего не было видно, и только проступали сквозь туман огни ламп, словно глаза чудовищ.

– Тебе от меня не сбежать, Дамиан. Ты мой. Я очень давно поклялся, что заполучу дитя своего врага. Но девчонки были защищены, а твой брат… нельзя трогать первенца, если не хочешь, чтобы выпали зубы. Но вот родился ты, мальчик, принявший чужую смерть, и ты мой.

Путаная речь Лауры озадачила Дамиана, но сейчас было не до раздумий. Он бежал сквозь мир, становящийся все более призрачным. Он давно уже должен был достигнуть стены, выбежать на улицы, но кругом был тот же туман, словно в нем все утратило свою плотность.

– Я ведь сказал, Дамиан, ты в моем мире, и здесь действуют мои правила. И здесь все происходит только так, как я хочу. Пусть ты и особенный, но здесь я могу остановить тебя…

Дамиан налетел на стену, и это было лишнее подтверждение слов его преследователя. Потирая ушибленный лоб, Дамиан прянул в сторону и протиснулся в узкий проход между муляжами домов.

– Я могу дать тебе иллюзию спасения, – крикнула Лаура вдогон.

Это был тупик. На этот раз стена проступила из тумана прежде, чем Дамиан на нее наткнулся. Он ударил по стене кулаком, привалился к ней, переводя дух. Он был вымотан. Силы его стремительно таяли, он уже едва держался на ногах, а Лаура не выказывала усталости. Она была здесь хозяйкой.

– Ты не представляешь, как легко манипулировать матерями. – Голос Лауры исказился в тумане и стал вдруг скрипучим, чужим. – Они сделают все для своего ребенка. В первый раз мне помешали Голоса, но сейчас они слишком заняты первенцем. Тебя ничто не спасет. Если ты прекратишь сопротивляться, больно не будет. Ты ничего не почувствуешь. Больше того: ты будешь свободен, как всегда и мечтал.

Лаура вышла из тумана и стояла совсем близко. Глаза у нее были бездонные.

– Ведь это мучение – быть привязанным к увечной плоти, – продолжила Лаура. – Я освобожу тебя, сделаю счастливым.

Она сменила тактику. Голос стал медоточивым и вкрадчивым, он обволакивал Дамиана, убеждал его сдаться. Эта плоть слаба, ее обжигают солнечные лучи; заварочный чайник, который с легкостью поднимает изнеженная леди, разливая чай подругам, слишком тяжел для нее.

Дамиан вспомнил, как на вечере у леди Морроу нес на руках Элинор,