Тени двойного солнца - А. Л. Легат

Вуд хохотнул. Почуял расправу.

– Боюсь, традиции и законы нашего общества не оставляют мне иного выбора. – Я посмотрела на Джереми: тот гнул спину, стараясь выглядеть благородным. – Все-таки, это наша четвертая встреча со дня последней выплаты.

Петля так петля. Люди часто выбирают худшее, полагаясь на удачу. Даже когда очевидно, что никакой удачи у тебя не было пятый год.

– Но, миледи, вы…

Я пошевелила пальцами ног и поежилась – в доме постоянно гуляли сквозняки.

– Доброго вечера, господин Венир. Постарайтесь заделать щели у окон.

Вуд включился в беседу:

– Да-да, зима, сказывают, грядет холоднющая. Долгая.

Джереми уже приоткрыл дверь в город, и ледяная осень заколыхала паутину в углах. От порога разбегалась уличная пыль.

– Проклятье. Святые мученики! Будь по-вашему, – еле слышно ответил Венир и рухнул задницей на кованый сундук. Задница его уже давно не была столь велика, как в былые годы.

– Чего-чего? – громко уточнил Вуд, ибо больше всего любил именно эту часть беседы. Унижения.

– Я согласен, раздери их всех боров! Давайте сюда ваши бумаги или что там… Святые мученики и их доброта, да простит меня милосердная Мать солнца…

А граф еще не потерял последний ум. Пытается торговаться, подловить меня.

– Никаких бумаг. Я буду ждать вас в главном здании «Арифлии и Коул». – Руфус показался в этот миг совсем старым и немощным. – После полудня.

Он покачал головой. Сквозняк так и завывал, прорываясь сквозь щели и распахнутую настежь дверь. Вуд наслаждался больше всех – этот крупный горец, не знающий холода. Должно быть, его родили в снегу.

– Без бумаг? Явиться лично?.. Все по закону, скажете? – Руфус придержал ворот рубахи, стараясь сохранить тепло.

– Законы созданы людям в помощь, не так ли? Я рада, что даже в столь тяжелые времена мы можем помочь друг другу, господин Венир. Не заставляйте меня ждать до темноты, – я подарила ему улыбку. Ту, которую ждет человек, чья жизнь оказалась в твоих руках. Ту, которая на самом деле ничего не стоит и ничего не обещает. Крохотное оружие большой власти.

– Я никогда не опаздываю, миледи Коул, – прохрипел он.

«Еще бы! С тех пор как тебе совершенно нечего делать, кроме кутежа в долг».

– Вот и славненько. – Вуд вместо улыбки знал только как скалиться и щериться. Я вышла на улицу, пытаясь решить, какая из его гримас казалась мне менее отвратительной.

– Стойте!

За спиной захрустели шаги. До чего же грязный пол…

– Погодите! – Венир встал на пороге и ухватил меня за рукав.

Я остановилась, посмотрела из-за плеча. Станет ли торговаться, молить или упрется рогом, полагая, что у него остался выбор? Пусть не питает надежд. Эту роскошь себе могу позволить только я.

– Скажите ради всего святого, миледи, – лицо Руфуса скривилось, – когда и почему вы сделались такой сукой?

Вуд сделал шаг вперед и уже вцепился в свою палицу. Я коснулась пса и слегка мотнула головой.

– До встречи, господин Венир. – Рукав бесшумно выскользнул из чужих пальцев. – Не забудьте одеться перед выходом.

Старый приятель моего отца осмотрел заношенную рубаху с дорогой вышивкой, протертые портки, которые висели на его исхудавшем теле, и растрескавшиеся сапоги из воловьей кожи. На подгибе еще можно было различить тиснение, признак былого достатка.

Мы оставили разоренного графа в молчании и не оборачивались. За поворотом на главную улицу, откуда виднелся банк, Джереми начал подлизываться:

– Вы улыбаетесь. Да? Верно, так и есть. Он вас чем-то развеселил, миледи?

Тяжелые времена. Мои псы больше крутятся перед носом и паясничают, нежели выполняют свою работу. Вуд коротко отрезал:

– Ничего смешного.

Мы прошли кабак, и я улыбнулась еще шире:

– «Сука», ну надо же!

Джереми снова изобразил нечто, что в его голове должно вызывать восхищение окружающих:

– Неслыханная дерзость! – его здоровенный кулак испугал прохожих. – Да за одно это его стоило бы вздернуть! Позвольте мне вернуться и потолковать с этим ублю…

– Обычно меня называют гораздо хуже, – я пожала плечами и добавила: – Приятно… все-таки.

Лэйн Тахари. Оксол, северная Восния, в то же время

Лезвие прошло у самого горла. Чирк. Опустилось ниже и снова пошло наверх. Зацепило кожу, холод стали обжег щеку. Ш-шух. И снова вниз. Если сидеть с прикрытыми глазами, становится только страшнее.

Главное – не дергаться и не крутить головой.

– Усе готово, ваше благородие! – прохрипел старый цирюльник и неаккуратно стал обтирать мое лицо.

Я взял полотенце из его рук и убрал мыльную пену у воротника.

– Глядитесь.

Небольшое зеркало было забрызгано не только пеной. Я отвел взгляд, стараясь не думать о происхождении других пятен. Из мутного стекла на меня смотрел будто чужой человек. Когда-то его звали первым мечником Крига, чужаком и болваном, цепным псом на службе у отбросов Варда. Звали и сыном палача. Он мог бы стать сотником, землевладельцем или просто счастливым человеком.

Вместо этого он сидел в грязной цирюльне, с последними медяками на поясе. Наряженный как на гребаную свадьбу.

– Как вам, милсдари? – спросил старик, не особо тщательно сполоснув бритву.

Рут, будь он проклят за все свои идеи, выглядел довольным.

– Сойдет, – одобрил он.

Когда-то меня так одевали перед встречей с консулами, на острове. Я клялся матери, что вырасту и никогда не влезу в нарядное тряпье. И вот что делается со старыми клятвами.

Консулы бы оценили: выкрашенный лен с дорогой толстой нитью вдоль обшлага. Темно-зеленый плащ, будто его соткали из скошенной травы. Приталенный крой, еще более узкие сапоги: явно для тех, кто не отходит от дома дальше сотни шагов. Словом, во всем Оксоле я находил одно верное сходство.

– Я похож на дешевую шлюху.

Рут поперхнулся: должно быть, решил, что я его развлекаю. Что взять с пьяницы?

– Тоже мне горе, миленькое дело! Готов спорить, что твои сотники обращались с нами похуже, чем с гулящими девками…

– По крайней мере, они не лезли ко мне в портки.

За ставнями тоже шла перепалка. На улице кипела жизнь. Что ж, у кого-то она хотя бы была.

– Быстро ты передумал, – не отставал от меня Рут. – Что, седлаем коней, вернемся к добрым командирам под флаг, к славному делу? Полагаю, Стефан и другие твои сотники нас просто заждались.

Цирюльник дважды открывал беззубый рот, пытаясь вклиниться в беседу, но не поспевал.

– Милсдари…

– Наши сотники, Рут, – я скинул полотенце на стол, – тебя силком под флаг не тащили.

– Мог бы стать одним из них, а? – приятель снова надел на лицо поганую ухмылочку.

Я глянул на него исподлобья. Этот упрек начал мне надоедать еще неделю назад, там, в