Черная Песнь - Энтони Райан

Это было похоже на прикосновение к пламени, но боль была гораздо сильнее, чем просто ожог. Она пронзила плоть моей руки, прошла через всю руку и проникла в самое сердце моего тела. Белый огонь взорвался в моих глазах, сопровождаемый ревом, от которого я оглох до собственного крика. Огонь угас так же быстро, как и появился, и на кратчайшую секунду передо мной предстала пара глаз. Черные зрачки в желтых глазах с зелеными вкраплениями, окруженные полосатым мехом, который был настолько же сложным, насколько и симметричным. Тигр, понял мой измученный разум, когда глаза заглянули мне в душу. Я не слышал слов, не видел ничего за пределами этих глаз, но я чувствовал намерения их владельца острее, чем любую рану, полученную до или после: голод. Глубокий, хищный, неутолимый голод.

Глаза моргнули и исчезли, предвещая серый туман и внезапное отсутствие всяких ощущений. Когда туман рассеялся, я обнаружил, что лежу на спине и смотрю в обеспокоенное лицо Кельбранда. "Все было по-другому", - сказал он мягким и созерцательным голосом, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. "Почему это было по-другому?"

"По-другому?" спросил я, застонав и взяв его за руку, когда он помог мне подняться на ноги.

"Я наделял дарами многих до тебя, брат. Было смятение, но не было боли". Он пристально и неловко вглядывался в мои черты, нахмурив брови от нехарактерного для него беспокойства. "Ты чувствуешь это? Знаешь ли ты, что это такое?"

"Чувствуешь?" Кельбранд испустил тонкий вздох разочарования из-за моего недоуменного выражения лица, заставив меня добавить: "Это больно".

Я отступил назад, втягивая рваный воздух, не обращая внимания на испорченный воздух этого места. По правде говоря, я чувствовал лишь боль от недавно исчезнувшей боли. Мои руки были такими же сильными, как и раньше, но не сильнее. Зрение, очищенное от серого тумана, было острым, но я не воспринимал ничего, кроме тверди этой комнаты. "Я... сам, брат".

"Нет". Он покачал головой, его брови по-прежнему были наморщены, а в голосе звучали слабые нотки гнева. "У тебя другая мелодия". Он наклонил голову, голос понизился до шепота. "Я не уверен, что мне это нравится".

Он моргнул, и я не смог подавить мелкую дрожь, потому что в этот момент его глаза так напоминали глаза тигра, что я испытал спазм боли от воспоминаний. Когда он заговорил снова, борозда на его брови разгладилась, а в его тоне слышалось непринужденное раздумье. "Ну что ж, я уверен, что скоро она даст о себе знать".

"Луралин может знать..." начал я, но меня быстро заставили замолчать.

"Нет", - сказал он ровным командным голосом. "На самом деле, Обвар, я бы предпочел, чтобы впредь ты полностью избегал общества моей сестры. Она и в лучшие времена находит тебя несносным, и, честно говоря, твое внимание всегда было неоправданным, даже неприличным. В конце концов, она - самая близкая и родная сестра Темного клинка. Она не для тебя".

Именно тогда я почувствовал это - через укор, сказавший мне, что я недостоин сердца его сестры, через гнев, вызванный его легкомысленным тоном, тоном повелителя по отношению к рабу. Но сквозь все это я слышал и чувствовал нечто большее. Словно слова произносили сразу два разных рта: один - с оскорбительной интонацией Кельбранда, другой - куда более сиплый, похожий на шипение жалкого, лживого ругательства. Слова были одинаковыми, но тон не оставлял сомнений в том, что каждое из них - ложь, каждый слог пропитан фальшью. Это говорило о том, что, хотя Луралин всегда с удовольствием отвергала мои ухаживания, он не желает, чтобы я избегал ее. Он боится того, что она расскажет мне, и того, что я могу рассказать ей.

Мой взгляд вернулся к камню - ничем не примечательному черному цоколю, если не считать золотых прожилок, но теперь он пульсировал еще большей жизнью. Это его дар, понял я. Ложь.

"Не сердись, - сказал мне Кельбранд, с улыбкой протягивая руку к моему плечу. "В глубине души ты знал, что так будет всегда". Его рука сжалась и стала сочувственно успокаивать. "Когда мы захватим южные земли, у нас будет много жен. Я слышал, что у торгового короля Лиан Ша целое крыло дворца заполнено самыми прекрасными наложницами".

Всего лишь собака, - донесся до меня тон этого мерзкого выродка. Чтобы мне бросали объедки со стола Темного клинка.

Инстинкт воина - ценная вещь, во многом схожая с инстинктом труса, ведь он обостряется в моменты крайней опасности. Когда Кельбранд со смехом и братской любовью пожал мне плечо, я понял, что он убьет меня в одно мгновение, если мои следующие слова будут не такими, как ожидает его самая верная гончая.

"Как прикажет Темный Клинок", - сказал я, опустив голову.

Воспоминания нахлынули стремительно, налетая друг на друга, словно рваные листы, подхваченные вихрем. Великая победа над войском Торгового короля, их строй, распавшийся под натиском Одаренных семьи Луралин, последовавший за этим экстаз резни. Возвращение в Великий Тор и прибытие Нефритовой принцессы в компании с целительницей и Вором имен - того, кого так долго ждал Кельбранд. Я давно привык определять опасность, исходящую от потенциальных врагов, и этот показался мне донельзя загадочным. Высокий и сильный, конечно, но не настолько, как я. Обладал острым умом и проницательной хитростью, но я ничуть не чувствовал себя потрясенным его проницательностью и, по правде говоря, не боялся его. Возможно, именно это и обрекло меня на гибель, ведь если бы я знал, то мог бы победить его.

Дальше была песня Нефритовой принцессы, и правда, которую она содержала, была столь же ужасающе неотвратима, как и прежде. Хотя дар камня дал мне способность слышать ложь и сделал меня несколько богаче на безделушки, когда я использовал его в игорном шатре, он не раскрыл масштабов лжи, которую я говорил себе. Я утешал свою уязвленную гордость из-за обид Кельбранда тем, что с тех пор он стал относиться ко мне с большим уважением. Шталхасты считают богатство не так, как жители Южных земель. Хотя мы ценим золото и разные сокровища, истинное богатство - в славе, а мою легенду теперь затмевали только Темный Клинок и его божественно благословенная сестра. Она стала щитом от моих сомнений, утешительным мехом, в который я укутывался всякий раз, когда голос мерзкого карлика возвращался, чтобы насмехаться надо мной. Но против песни Нефритовой принцессы не могло быть щита.

Все это ложь. Я видел, как ее песня легко проскальзывает