Европа - Грейг Бек

за очередной чашкой кофе и остановился, чтобы взглянуть на большой экран на дальней стене — как только зонд прорвется и начнет погружение, он будет передавать изображения с камер на носовом конусе.

На этом лежала большая ответственность — на нем и его команде. Посадочный модуль и зонд будут собирать и передавать данные, пока не сядут их батареи. Но если зонд выйдет из строя до того, как успеет отправить данные и изображения, проект, несмотря на массу информации, собранной посадочным модулем, которая могла бы занять их на годы, станет многомиллиардным позором в то время, когда расходы НАСА находились под пристальным вниманием. Это могло бы похоронить космическую программу на десятилетия, а то и навсегда.

Домич глубоко вдохнул.

— Давай, Немо, — прошептал он прозвище, данное маленькому плавающему зонду в честь крошечной, но отважной рыбки из мультфильма.

Он мерил шагами комнату, ждал, пил кофе, ждал еще, а также заходил в свой кабинет, чтобы попытаться заняться административной работой, пока зонд продолжал бурить. Он даже ослабил галстук и прилег на диван на час, но не смог расслабиться достаточно, чтобы уснуть.

Наконец он вернулся, и вскоре после этого в команде нарастала активность.

— Подходим к концу ледяного слоя, — монотонно объявил Эрик Леунг. — Траектория и скорость погружения в норме.

Домич почувствовал трепет нервов в желудке, поставил пятую чашку кофе и подошел, чтобы встать за спиной Эрика. Он скрестил руки.

Леунг оставался бесстрастным.

— Прорыв через пять, четыре, три, два… и… прошли.

Маленький зонд внезапно ускорился, но был немедленно остановлен техниками.

Руки замелькали над пультами, подготавливая устройство к новой водной среде — буровой конус был сброшен, открыв прозрачный купол носового конуса, набитый датчиками, камерами и мощным прожектором. Задняя часть маленького аппарата медленно раскрыла стабилизирующие плавники, а затем бесшумные двигательные струи тоже ожили.

— На большой экран, — сказал Домич, поворачиваясь к дальней стене, где включились видеопотоки.

Они ждали, но на экране были лишь помехи и белый шум.

Домич чувствовал, как сильно бьется его сердце.

— Давай, малыш, покажи нам что-нибудь, пожалуйста, — молился он. — Покажи нам, что ты видишь.

Экран оставался заполненным белыми волнистыми линиями. Он опустил голову и начал ходить, положив руки на бедра. Время от времени он останавливался, с надеждой глядя вверх, и вздыхал.

Он знал, что задержка в передаче данных означала, что информация поступает не мгновенно, но у них были позиционные спутники, которые перехватывали и пересылали пакеты данных, сокращая время доставки информации с часов до минут.

Он взглянул на цифровые настенные часы, где цифры отсчитывали часы, минуты, секунды и доли секунд.

«Будь спокоен, — уговаривал он себя, — мы все еще в пределах ожидаемого окна доставки».

Он поднес кофе к губам, почувствовал его холодную слизистость, поморщился и поставил чашку обратно.

«Нет, — возразил он себе, — это слишком долго. Что-то сломалось».

Он повернулся, чтобы взглянуть на ряд теперь молчаливых и ожидающих лиц техников.

— Сигнал связи! — внезапно объявил Леунг. — Включается.

Голова Домича резко повернулась.

— Выводи, выводи!

Огромный экран центра данных загорелся, когда видеопоток с подводного дрона передался с компьютера Леунга. Белый экран внезапно сменился чернотой, абсолютной чернотой.

— Включить свет, — сказал Домич.

Чернота тут же прорезалась лучом белого света, который уходил в темноту и поглощался ею.

Темнота была абсолютной, и казалось, что они плывут в пустоте космоса, если бы не мелкие белые частицы, похожие на пыль, проплывающие через луч света.

Немо уже собирал экологические частицы, пробовал и анализировал их, вынося свой вердикт.

Эрик Леунг поднял глаза.

— Это не криль1, не водоросли и не биологические фрагменты, — сказал он. — Ледяные кристаллы, фрагменты кальция, смешанные с чешуйками кремнезёма2. Похоже на то, что находили под Антарктидой, где плотно спрессованный лед трется о коренную породу.

Леунг не отрывал глаз от экрана.

— Все чисто во всех квадрантах. Готовы следовать заданному маршруту.

Он повернулся.

Домич кивнул.

— Продолжайте.

Его команда вызвала всплеск активности среди других техников. Десятки мужчин и женщин следили, анализировали и записывали сотню других аспектов подводного мира.

Леунг повернулся обратно, его лицо было спокойным, глаза полуприкрыты.

— Ускоряемся до пяти узлов.

Аппарат рванул вперед в темноте.

— Глубина океана? — спросил Домич.

На этот раз ответила старший техник Лиза Дьюк. Ей было около тридцати пяти, она обладала заразительным смехом, а ее стол был завален маленькими фигурками из Disney, собранными за годы наслаждения «Хэппи Мил».

— Мы сейчас в море Коперника, одном из самых мелких районов, — сказала Лиза с улыбкой. — Всего сорок две мили3 глубиной.

Домич присвистнул, хотя уже знал это. Для сравнения, самым глубоким местом в земных океанах была Марианская впадина, которая опускалась примерно на семь миль4. Но на Европе океан покрывал всю планету и варьировался от сорока до ста миль в глубину5.

Еще одним фактором, который нужно было учитывать, было то, что на дне Марианской впадины, на семи милях, давление составляет восемь тонн на квадратный дюйм, что эквивалентно сотне взрослых слонов, стоящих у вас на голове. Но на глубине сорока миль давление раздавило бы зонд до металлического шарика размером с кулак. А на ста милях — ну, у Немо был специально укрепленный корпус, но его максимальная глубина погружения была потенциально десять миль — потенциально, потому что они могли испытать его только до семи миль.

Домич знал, что это не идеальный образец, поскольку они буквально скользили по поверхности и понятия не имели, что происходит в непроницаемой темной бездне внизу. На этот раз она останется загадкой. Но это не имело значения для Домича и его команды, которые терпеливо ждали, не отрывая глаз от экранов в затемненной комнате, в надежде, что они найдут жизнь. В конце концов, вода была соленой, относительно теплой, а плотность в верхних слоях была подходящей.

Домич слегка улыбнулся; эволюционные теоретики предполагали, какие формы жизни могут существовать в водном мире, и, основываясь на понимании глубоководных существ Земли, если что-то могло жить в глубинах Европы, это, вероятно, было бы почти бескостным, возможно, как желеобразная рыба-пузырь из глубокого океана. Или же оно было бы бронированным, как миниатюрные танки — изоподы, обитающие в глубоководных впадинах. Интересно, что чем глубже в океане, тем крупнее становились изоподы.

Честно говоря, он был бы рад любой форме жизни, поскольку это стало бы стимулом для дополнительного финансирования и, возможно, следующего шага