Амарант - Сай Спаркл

Диме было ничуть не лучше. По её словам, выступление Димы с гитарой отменяется из-за изменений в программе концерта, и теперь единственный его шанс показать своё творение – уболтать своего товарища по сцене отказаться от выступления и дать Диме сыграть свою песню. И кому угодно на этом белом свете было легко просто так взять и попросить одолжения у друга, но только не парнише под капюшоном. Даже при том, что ребята были друзьями, Дима невероятно стеснялся его. Такая яркая звезда как Данька, собирающая вокруг себя людей и готовая на любой необдуманный и дурацкий, но очень захватывающий поступок, скорее всего просто посмеётся над затеей друга, а может и отдаст идею на растерзание своей шайки, чей хоровой смех быстро остудит пыл музыкантика.

Но если он не решится на это – ничего и не случится. Ни плохого, но и ни хорошего. И что же выбрать в данном случае? Чтобы решить и этот вопрос, ему не понадобилось рассуждать слишком много, ведь он знал, чего действительно хочет.

– Д-Дань… – робко пробубнил он из-под капюшона.

Павелецкий продолжал как ни в чём ни бывало болтать с окружившими его ребятами, рассказывая про то, как он смачно разбил новый мотоцикл, что достался ему за сущие гроши. Посидев ещё с полминуты, Дима решил вновь повторить вопрос, но на этот раз чуть громче, чем шёпотом.

– Дань!

Один из ребят обернулся, посмотрел на Диму, столкнулся с робким мальчишечьим взглядом и окликнул Даньку.

– Чего? – недовольно отозвался пацан, раздражённый тем, что его историю перебили.

Дима нервно сглотнул, вдохнул и заговорил:

– Слушай… Короче, мы ж сегодня… Ну, выступаем. Ну и, в общем, я тут хотел попросить… Организатор сказала, что моего выступления не будет, и выступаем, короче, только мы с тобой. А я тут… Ну…

– Ну-ну, баранки гну, – передразнил Данька. – Чего хочешь-то?

– Я свою песню… Ну, то есть музыку сочинил на гитаре. Красивую, наверное…

– Да ну? – Данька округлил глаза, наигранно схватился за рот и спрыгнул с каменного выступа. Подойдя к Диме, он наклонил голову в бок и проговорил: – А покажь!

Поначалу парень мялся и тянул время, но потом всё же решился и сыграл свою мелодию. Не раз он ошибался, не раз промахивался мимо струн, но общая композиция настолько удивила ребят, что даже дурацки посмеивающиеся и ехидно улыбающиеся пацаны прекратили веселиться и с интересом слушали. Когда Дима закончил, его руки тряслись так, будто он всё утро сырую землю лопатой копал, и с затаившимся дыханием он ждал, что скажут люди по ту сторону капюшона.

– Ого, ничё так… – ещё больше круглил глаза и ещё резче двигался Данька. – А ты хорош, брат. Но чё-то не хочется мне пропускать концерт, я ж не зря эту песенку заучивал. Давай так – устроим конкурс!

Павелецкий отбежал на несколько метров, вытянулся по струнке, устремил руку вдаль площади и глянул на Диму из-за плеча.

– Вишь вон тех девок? Одна из них – моя новая подруга, вчера подцепил. Иди к ним, сядь на скамейку и сыграй свою песенку, скажи, что от меня. Если им понравится, то на концерте ты играешь её вместо нашей патриотики, она реально меня уже задолбала.

И в этот момент Дима дрогнул. Просто подойти к девочкам и молча сыграть им на гитаре? Это же так странно, а они ещё почти все такие злые, язвительные, точно будут что-то кричать и смеяться, хуже чем парни. И ладно смех, ладно крики, но подойти и без спросу сыграть…

– Ну чё? – окликнул Диму артист.

– Я… н-нет…

– Чего-о? – делая голос выше просипел Данька. Подойдя к маленькому музыканту, он повторил вопрос, – Чего-о?

– Я не могу…

– Пф-ф, – прыснул Данька, – это как это? Ты ж хотел играть, так иди играй!

– Н-не могу…

– Да почему, в чём проблема-то?

И парень знал ответ на этот вопрос, но сейчас в его голове мысли настолько густо перемешались с ужасом, так резко на него накатившим, что ничего другого он ответить не мог, а может и не хотел вовсе. Застенчивость душила изнутри, а Данька ярко и громко давил снаружи:

– Ты мне ответь, чё не так-то? – со скоростью змеиной охоты махнул рукой Павелецкий. – Уважь мою девку, поди поиграй! Я разрешаю, топай!

Пожар внутри мальчика пожрал всё, что могло и не могло гореть. И это был не тот приятный огонёк идеи, та искорка, что стремилась зажечься сверхновой звездой, а чёрная, или даже чёрно-пурпурная дыра, поглощающая всё, даже остатки речи и воздуха, отчего начинала кружиться голова. Последнее, что выдавил из себя Дима:

– Я н… й… я н-не хочу б… больше…

Выпендриваясь своей грацией, балансирующий на бордюре Данька на мгновение завис, постоял в таком положении несколько секунд, продолжая пилить взглядом парня с гитарой, а затем, ни с того ни с сего буркнув: «Ну лан», вернулся на выступ и продолжил свою историю с мотоциклом, как будто последней минуты никогда не происходило.

Оставшиеся полчаса Дима сидел молча. Он не знал, что думать о случившемся. Его мелодия робко подрагивала в голове, а идея еле искрилась среди пепельно серого, подпалённого в адреналиновом пожаре, нутра.

Глава 3. Звезда

Ночью Дима на улицу так и не вышел. Уснуть удалось только к трём часам ночи, после того, как он случайно зацепился за дурацкую мысль, отвлёкшую его от воспоминаний о дневном происшествии и затуманившую его сознание, погружая парня в сон. На утро он проснулся за пять минут до будильника, удивившись пунктуальности собственного организма, после чего наспех закинул в себя пару бутербродов с колбасой и натянув концертную одежду. Нет, это был не белый и блестящий костюм со стразами, но единственные приличные светло-синие джинсы и заботливо поглаженная мамой рубашка. Вот только старания мамы, вероятно, были напрасны, однако она об этом не знала, ибо о своих планах Дима не сказал той ни слова, пока та суетливо бегала по дому и проверяла, ничего ли парень не забыл, а также в десятый раз желала тому всех благ, удач, ни пуха и ни пера.

Пройдя через открытые нараспашку железные двери ДК и встретив улыбку знакомой женщины, продающей билеты по сто рублей и пополняющей тем самым скудную сельскую казну, парень попал в самый настоящий музей. И да, в селе действительно был музей, но находился он совсем в другом месте, а Дима же брёл по коридору старого советского здания, уставленного советской мебелью, прислонённой к советским стенам, покрашенным в советскую краску. Но к обстановке сельского ДК парень привык и не разглядывал антураж здания из кинофильма про путешествия во времени. Дима шёл и смотрел строго вперёд, ища глазами Даньку и готовясь выйти на сцену.

Встретив друга, он заболтался с ним на отстранённые темы и немного поговорил о количестве и, чего уж греха таить, качестве людей в зале. Максимально отдаляя, по уже знакомой традиции, важный для себя момент, он дождался объявления номера певицы, что выступала перед ними, нацепил поверх глаженой рубашки любимую пурпурную толстовку и наконец заговорил, стараясь делать это как можно смелее и убедительнее.

– Дань.

– А? – лихо развернулся кругом позёр.

– Короче, ты ещё не передумал по поводу моего выступления?.. – парень замешкался, но тут же вернулся в строй и не дал эксцентричному певуну вставить слово. – Ты же говорил, что тебе самому надоела вся эта повторяющаяся от праздника к празднику музыка. Может я хоть раз выступлю, а? А вдруг людям понравится? Мы потом текст вместе напишем, будем петь свою песню. Классно же?

Вместо того чтобы вновь занять пространство своей речью или хаотичными телодвижениями, Павелецкий отвёл взгляд и приставил пальцы к подбородку, наигранно снаружи, но совершенно правдиво внутри погрузившись в раздумья.

– Ну ладно, хрен с тобой, давай-давай! – всплеснул руками Данька. – Вот щас как раз наш выход, погнали я настрою тебе гитару.

Глаза Димы вспыхнули новым огнём, и он, получив в руки дорогую концертную гитару и проводив взглядом друга, сделал робкий первый шаг. Второй последовал за первым, предвещая