Колхоз князя Пушкина - Сергей Александрович Богдашов

Недовольны все: — я, те швеи, которых обучают, мои помощники, громко называемые мной механиками и настройщиками, а самое главное — те трое подмастерьев, которых я почти принудительно загрузил производством иголок.

Мало того, что машинки ещё довольно убогие, так и швеи у меня не из лучших. Пока больше криков, слёз и ругани, чем подшитых простыней и наволочек под те кровати, которые наловчился выпускать мебельный цех.

Да, я решил, что начинать им стоит с самого простого — с льняных простыней и хлопчатобумажных наволочек. Про пододеяльники даже не стал заикаться — такое сложное шитьё они ещё не скоро потянут.

Вот тут-то и встала проблема игл во всей её красе, а заодно, когда я разбирался с этим вопросом, то выяснилось, что даже с иглами для ручного шитья всё обстоит очень плохо.

Дворяне и столичные модистки пользуются немецкими или английскими иголками, а всем остальным приходится довольствоваться убогими поделками кустарей, исполненными фактически из кричного железа. Они легко гнуться, ломаются и ржавеют, а ушко выполнено незатейливо: — этот конец иглы расплющен, рассечён по принципу — «как уж получилось», а затем в туда была вставлена такая же иголка, а концы сжаты щипцами. Другими словами — полнейшее убожество, которое через плотную ткань, вдвое сложенную, ещё нужно умудриться протолкнуть.

Спасибо добрым англичанам, которые снабжают нас иголками примерно в ту же цену, за которую они покупают у нас пуд демидовской стали, со знаменитым значком соболя.

Если что — я тоже так хочу. Одну — две иголки отдал, а всё остальное, что от пуда осталось — уже моё.

Когда седой, как лунь, кузнец, начал мне неохотно объяснять, чем и как он живёт с двумя сыновьями и четырьмя внуками, я огляделся по сторонам.

Как бы, всё у них неплохо, по местным меркам. Лошадка и коровка в хозяйстве, три козы, куры и утки, да и гусей сколько-то гогочет в сараюшке, требуя свободы, а то, что дом переполнен, так это дело привычное.

Прошка, мой вездесущий наблюдатель, почти сразу мне дал ответ, когда я спросил его, а не делает ли кто из кузнецов рыболовные крючки.

Отчего я про крючки спросил — так для их изготовления умений как бы не больше нужно, чем для иголок. Понятное дело, что женщины со мной возьмутся поспорить, зато мужики сразу поймут.

Хороший рыболовный крючок должен одновременно обладать множеством качеств… Впрочем, ладно. К иглам это отношения почти не имеет.

— Никифор Степанович, дело у меня к вам образовалось, — спрыгнув с Орлика, оглядел я окрестности небольшого хуторка в три дома.

— Я на оброке и задолженностей за мной нет, — сердито ответил мне кузнец.

— Вот и замечательно! Всем бы так жить, — почти искренне порадовался я за него, прекрасно понимая, что за не полностью прикрытой дверью сейчас чуть ли не вся семья собралась, прислушиваясь к нашему разговору, — А я к вам с предложением. Богатым не желаете стать, а заодно и детей своих в редкие мастера вывести?

— А вам, барин, какая с этого печаль?

— Так я знаниями могу поделиться. И не только ими. Такими, о каких и ты не ведаешь. Пойдём-ка, на скамеечку присядем, да поговорим ладом.

Нормально поговорили, если что… Пусть и не вдруг, но методом проб и ошибок, а заодно и в связи с ускоренным освоением перлов, первые иглы пошли. Пока так себе по качеству и количеству выходит, если по мне, но бабы в Велье сметают их с прилавка за день.

Для чего им столько, я поначалу не понял, и лишь спустя полмесяца узнал — дочерям в приданое берут.

А Никифор со всей своей семейкой всё-таки старовер, хоть и шифруется довольно умело.

Намекнуть ему что ли, что мне на это пофиг?

Так не поверит же. Привык, что их все гоняют и избы молельные им рушат.

А я вот смотрю, как кто живёт, и знаете — староверы не пьют, и последнее от детишек в кабак не тащат. Но существуют скучно. Словно роботы какие. И я пока честно не готов понять, кто же из крестьян мне понятней.

Глава 11

Удивляюсь тому, как быстро летит время, а природа меняется прямо на глазах. Вроде всего лишь неделю назад праздновали Пасху и люди по мокрому снегу разбредались по кладбищам, дабы навестить покоящуюся там родню, а сегодня уже озеро Велье очистилось ото льда. Да что там озеро — едущие из Опочки люди говорят, что в городе на реке Великой на днях наплавной мост откроют. Да и в первопрестольной, насколько мне известно из разговора с Пётром Исааковичем и Екатериной Матвеевной, на Москве-реке тоже сошёл лёд и со дня на день начнётся половодье.

Собственно говоря, я только и ждал ледохода, чтобы улететь в Москву, потому что хочу по большой воде на барке-гусянке, зафрахтованной ещё зимой у московского купца Воробьёва, завезти на свой участок как можно больше строительного материала. Это в моём мире Златоглавая является столицей пяти морей, а пока судоходство по Москве-реке очень проблематично, особенно в летнее время, когда в некоторых местах русло пересыхает до такой степени, что реку можно перейти в брод.

Если б мне нужен был только песок, то я может так сильно и не волновался бы, поскольку от песчаного карьера на Воробьёвых горах до Лефортово по воде около тринадцати вёрст. При грамотном подходе, да с использование магии при погрузке и разгрузке, вполне реально за день сделать два рейса. Если учесть, что гусянка берёт на борт около двадцати тысяч пудов, то за неделю можно завести столько песка, что хватит построить на моём участке стеклянную стенку вдоль Яузы, да ещё и останется немало.

Песок песком, но мне ещё нужен цемент, а сырьё для него находится в Тяжинском карьере, который расположен на месте слияния Москвы-реки и Пахры. На минутку, это более пятидесяти вёрст по извилистому руслу. Несмотря на то, что барку тащат тридцать лошадей, делать они это будут против течения и на путь до Лефортово уйдёт два дня. Было б очень замечательно, если за короткую навигацию удастся сделать хотя бы пару рейсов с известняком и глиной, необходимыми для клинкера.

Забегая вперёд, отмечу, что фрахт барки со всей приписанной к ней артелью и лошадьми мне обошёлся довольно-таки дорого, но всё равно это оказалось раз в десять дешевле, если бы я такой же объём груза