Бремя власти III - Иван Ладыгин

Усмешка, тонкая и безжалостная, тронула его губы. Ловушка для Солнца была поставлена.

* * *

Степан Песец наслаждался редким моментом мирной жизни. Солнце, пусть и бледное, питерское, пригревало спину. Воздух на Торговых рядах у Невского был наполнен гулом голосов, звоном монет, запахами свежего хлеба, копченой рыбы и дорогих духов.

Он шел неспешно, его массивная фигура в дорогом, хоть и слегка эксцентричном кафтане (бордовый бархат, золотое шитье) вызывала уважительные взгляды и быстрые поклоны торговцев.

По бокам, держась за его огромные руки, семенили его дочки — Настюша, шестнадцати лет, с косичками и малиновыми бантами, и Катенька, того же возраста, с новой книгой в обнимку. Их щебетанье о новых платьях и сладостях было для него лучшей музыкой.

Рядом, чуть позади, шла Маруся, его «жена», стройная, изящная женщина с добрыми, усталыми глазами и теплой улыбкой. Она несла корзинку с покупками. Он ловил ее взгляд, и в его единственном глазу, живом угле под черной повязкой, светилось глубинное, тихое счастье. Вот оно. Ради этого и стоит горбатиться и нарушать закон! Ради таких вот улыбок, ради этой обычной, человеческой жизни под солнцем!

Но именно в этот миг все изменилось.

Сначала последовал неестественный страшный звук. Не грохот взрыва — нет… Это был звук рвущегося полотна реальности. Глухой, протяжный, леденящий душу скрежет, шедший не с улицы, а из самой «основы вещей». Он прокатился по мостовой, заставив вибрировать витрины, остановив людей на месте. Песец мгновенно насторожился, его разбойничье чутье, притупленное бытом, взвыло тревогой. Он инстинктивно притянул дочерей ближе к себе.

Потом рванула волна: реальность зарябила, как водная гладь, потревоженная камнем. Она прошла сквозь все, как ледяной ветер сквозь марлю. Воздух над кварталом в районе Кировского завода — в паре верст отсюда — заколебался. Заструился, как вода. И окрасился в багрово-черный цвет. Гигантский столб этого искаженного марева взметнулся в небо, увенчанный клубящимися черными тучами, которых не было минуту назад.

— Пап?… — испуганно пискнула Настюша.

Песец не успел ответить. Земля под ногами дрогнула. Не сильно, но ощутимо. Где-то вдалеке, в направлении марева, рухнуло здание — послышался глухой удар, потом — крики. А потом… потом понеслось…

Сначала в ноздри ударил запах. Вонь гниющего мяса… Знакомая до тошноты любому охотнику. Запах Скверны. Концентрированной, неразбавленной, как из свежего портала класса «С» или выше. Он накрыл Торговые ряды, перебив все другие запахи.

Затем крики стали звучать громче и тревожнее. Они были хорошо разбавлены чистым, животным ужасом. Люди замерли, уставившись на восток. Песец повернул голову.

По улице, ведущей от эпицентра марева, покатилась стена искаженной реальности. Брусчатка поднималась волнами, как океан в шторм. Деревья скручивались в немыслимые спирали, их кора лопалась, обнажая черную, дымящуюся сердцевину. Каменные фасады зданий плавились, как воск, стекая вниз черными потоками. Воздух дрожал красноватой дымкой, в которой мелькали тени — слишком быстрые, слишком «неправильные».

— Маруся! Держи девчонок! К дому! Бегом! — рявкнул Песец, срываясь с места. Его голос, привыкший командовать в кабацких драках и на ночных стрелках, перекрыл панику. Он рванул к жене, толкая оцепеневших людей. Маруся, бледная как смерть, но собранная, схватила Катеньку за руку, крепче ухватила Настюшу.

— Степа…

— Не оглядывайтесь! Бегите! В Берлогу!– он буквально подтолкнул их в сторону своего укрепленного кабака, который находился в двух кварталах отсюда. Затем мужчина развернулся, выхватывая из-под кафтана массивный револьвер с рукоятью из черного дерева. Его единственный глаз лихорадочно сканировал нарастающий хаос.

— Портал. Класс «D» или выше. В черте города. Боже… Как это могло случиться⁈

Стена искажения продолжала катиться по улице, пожирая все на своем пути. Люди, накрытые ею, не умирали сразу. Они мутировали. Кости ломались и выпирали наружу под кожей, конечности удлинялись в чудовищные ходули, рты разрывались до ушей, заполняясь щупальцами или иглами. Они начинали визжать нечеловеческими голосами и бросаться на еще не затронутых безумием людей, разрывая их когтями и зубами. А из самой сердцевины багрового марева вырывались настоящие демоны. Архидемоны, похожие на гигантских, хитиновых скорпионов с человеческими лицами на брюшках. Пожиратели Душ — бестелесные тени с горящими глазницами, высасывающие жизнь одним прикосновением. Существа из кошмаров, чьи формы пульсировали и менялись, не подчиняясь законам физики.

Ад пришел в родной Питер. Торговые ряды превратились в бойню. Кровь захлестала фонтанами по стенам плавящихся лавок. Крики ужаса смешались с демоническими воплями и треском ломающихся зданий. Люди метались, давили друг друга, пытаясь бежать. Некоторые в отчаянии пытались стрелять в чудовищ, но пули либо не брали их, либо проходили сквозь.

Песец, прижавшись спиной к углу каменного здания, отстреливался. Его пистолет грохотал, посылая тяжелые пули в ближайших мутантов. Один, с головой, превратившейся в шар из щупалец, рухнул. Другой, с клешнями вместо рук, отпрянул, истекая черной слизью. Но их было слишком много. Ад катился прямо на него.

— Степан! Помоги!

Ледяной ужас пронзил Песца. Это был голос Маруси. Он, отстреливаясь на бегу. рванул в сторону, откуда донесся крик. Он увидел их. Маруся, прижимающая к себе Катеньку, пыталась удержать Настюшу, которую мутант — бывший грузчик, теперь трехметровый урод с костяными шипами на спине — схватил за руку и тянул к себе. Маруся била тварь корзинкой по руке, кричала. Катенька ревела.

— Отдай ее, тварь! — заревел Песец, вскидывая револьвер. Бахнул выстрел. Пуля ударила мутанту в плечо, отколов кусок костяного нароста. Тот взревел, разжал клешню, но тут же рванулся на Марусю, подняв другую клешню, увенчанную костяным лезвием.

Все произошло за долю секунды. Песец выстрелил снова, но было поздно. Костяное лезвие с легкостью пронзило дорогой кафтан Маруси, вошло глубоко в бок. Ее глаза широко распахнулись от шока и невероятной боли. Она не закричала. Лишь ахнула, оттолкнув Настеньку в сторону. Кровь хлынула из раны.

— Мама! — хором завопили обе девочки.

Песец увидел красное пятно. Всепоглощающая, слепая ярость, смешанная с ледяным ужасом утраты, рванула виски. Он бросился вперед, забыв про револьвер, забыв про все. Его огромный кулак, привыкший крушить двери и челюсти, со всей силы врезал мутанту в голову. Кость хрустнула. Тварь рухнула. Песец подхватил падающую Марусю. Ее лицо было белым, губы — синими. Она смотрела на него, пытаясь что-то сказать, но изо рта хлынула алая пена. Ее глаза закатились.

— Нет! Держись, родная! — захрипел Песец, прижимая ее к себе, чувствуя, как жизнь уходит из ее тела. Горе, острое, как нож, пронзило его. Его