Меченый. Том 4. Точка кипения - Андрей Николаевич Савинков

— А между собой вы, значит, договорились? — Глядя на Климова, я кивнул в сторону Бондарчука. — Как там насчёт превращения государственного кино в общественно-государственное? Насчёт нового мышления? Ухода от развлекательного к «думающему» кино? Все вот эти тезисы ещё в силе?

Достаточно жёсткая реакция государства — моя лично в первую очередь — показала прошлой весной, что никакого брожения партия не потерпит. Если в нашей реальности вслед за кинематографистами подобные революции снизу устроили и другие «творческие союзы», то здесь ничего подобного не происходило. Большая часть тех же маститых советских «классиков» литературы отлично понимала, что без давления государства их читать никто не будет. Перейдут все на лёгкую фантастику, как и случилось в реальности. Кто к середине XXI века, например, помнил — ну, может, кроме профильных литературоведов — какого-нибудь Валентина Распутина, который в 1970-х годах мог похвастаться многомиллионными тиражами? Никто, не сохранила его имя массовая память.

— Мы готовы признать ошибки, я лично готов уйти с поста первого секретаря Союза кинематографистов, — без особого энтузиазма кивнул Климов. Вот ведь не совсем пропащий человек, да за один «Иди и смотри» его можно орденами как новогоднюю ёлку увешать, но нет — слаб человек, хочется иногда не тупо выполнять «руководящие наставления партии», а самому решать «кому?», «как?» и «за сколько?».

— Как было раньше, уже не будет никогда, — я откинулся на спинку кресла и попытался всмотреться в глаза собеседников. Понимания моей позиции там, видно, объективно не было. — Ваша попытка поиграть в самостоятельность стала в данном случае прекрасным поводом перетряхнуть систему, которая не работала. Работающая система не могла породить таких людей, как Параджанов, например.

С Параджановым вообще смешно получилось. Этот «классик» советского кино уже имел один реальный срок за «мужеложство» и один условный за попытку дачи взятки. Последние пять лет этот уголовник жил в Тбилиси, и когда зимой прошлого года грузинскую столицу начали перетряхивать на предмет вычищения от всякого говна, пришли и к Параджанову. Не просто пришли, а по наводке одного из взятых по статье об организованной преступности уголовников. Провели обыск и обнаружили у Параджанова лежащую в наличности и драгоценностях сумму чуть ли не в полмиллиона рублей.

Формально грузин продолжал работать на Тбилисской киностудии и получать оклад в 180 рублей — снимать ему не давали, он оформителем числился, уж не знаю, насколько реально выполнял служебные обязанности, реально зарабатывая куда больше всякими домашними представлениями — «квартирниками». И казалось бы — зарегистрируйся самозанятым, ведь дало государство возможность сделать всё по-человечески, но нет.

В итоге вместо статьи об уклонении от уплаты налогов Параджанов уехал на третий срок по статье об участии в организованном преступном сообществе, и, учитывая его возраст и то, что этот срок третий — что делало армянина по советским законам «опасным рецидивистом», — шансов выйти из тюрьмы иначе как вперёд ногами у него теперь было немного.

— Мы согласны с тем, что партия и государство должны определять в нашей стране основную идеологическую линию, которой и люди искусства обязаны придерживаться. Мы так же согласны с тем, что поведение некоторых… Членов Союза кинематографистов, продемонстрированное прошлой весной, было неподобающим.

— Чего вы хотите от меня конкретно? Вернуть всё как было? Этого не будет. В советское кино пришёл тотальный прагматизм. Снимать теперь будем только то, что интересно зрителю и государству, мнение творцов, снимающих для узкой прослойки критиков и «разбирающихся ценителей», в учёт приниматься не будет. — Я повернулся к Бондарчуку. — Сергей Фёдорович, вас это тоже касается. Последние ваши работы, несмотря на правильный идеологический посыл, зритель не принял. Вы знаете, что происходит с маститыми режиссёрами в Голливуде, когда те теряют хватку и начинают раз за разом проваливаться в прокате? Они уходят на телевидение снимать утренние шоу. Объясните мне, почему у СССР должно быть иначе?

Честно признаюсь, от этого разговора я получал искреннее удовольствие. Это может выглядеть несколько мелочно, как для руководителя одной из двух мировых сверхдержав, однако приятно иногда указать отдельным, много о себе думающим, на их реальное место.

— Мы согласны с такой постановкой вопроса, — было видно, что Бондарчуку подобные слова даются нелегко. — Готовы соответствовать изменившимся требованиям партии…

Ещё бы — были бы не готовы! Кушать-то хочется, и не только хлебушек, а поди ещё с маслицем и икоркой. А если тебя не зовут ничего снимать, да ещё и денег от Союза кинематографистов по причине урезания финансирования ты получать перестал, то очень быстро оказывается, что принципы как-то отходят на второй план. Для меня вообще было немного странно, что Союз кинематографистов должен финансироваться из госбюджета — почему все профсоюзы живут за счёт членских взносов, а всякую творческую шушеру, которая всю дорогу против страны умышляла, мы старательно кормим за счёт денег честных тружеников. Шизофрения какая-то.

— Прекрасно. Что от меня в таком случае требуется?

— Снять запрет на привлечение к съёмкам. Нам просто не позволяют работать. Сценарии не утверждают, актёров заворачивают на прослушиваниях. Критикам не позволяют печататься…

— А в дворники переквалифицироваться не хочется, да? — Я уже практически неприкрыто издевался над «мэтрами». — Ладно, если без шуток, то считайте, я на вас епитимью наложил. В Союзе много таких мест, где людей ваших заслуг будут рады видеть с распростёртыми объятиями. Не Сочи и не Крым я имею в виду. Заполярье, Север Сибири, Средняя Азия. Солдат, выполняющих интернациональный долг в Афганистане, опять же проведать будет совсем не ошибкой. Кто желает остаться в профессии, пусть напишет на имя министра культуры соответствующее заявление, мол, желаю послужить трудовому народу, нести культуру и просвещение в самые дальние и тёмные уголки. Мы составим график командировок для всех желающих, ну и по официальной ставке… Вперёд. Год отработаете по окраинам — и можете возвращаться в профессию.

— Но…

— По официальной ставке. А узнаю, что кто-то левые представления давал, за наличку, — клянусь своей верой в коммунизм, второго шанса уже не получите. Понятно?

Видимо, прорезалось что-то у меня в голосе такое, что два режиссёра тут же вскочили на ноги, едва не уронив стулья.

— Понятно, товарищ Генеральный секретарь.

— Тогда я вас больше не задерживаю. Надеюсь увидеть вас вновь на посту режиссёра. Через год.

Ну и ещё одно событие, пришедшееся на самое начало нового 1987 года, стоит упомянуть. В Москву прилетел Рамиз Алия, и