Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

– «Сокол» сказал, что все оперативные группы активированы, – напомнил Алексей. – Это значит, что где-то поблизости могут быть другие разведчики, а основные силы в пути.

– Мы в глуши, в официально заброшенном комплексе, с блокированными маяками слежения, – сказал Макс. – Даже если они прочесывают район, найти нас будет непросто.

– Не недооценивай ресурсы «НейроТех», – предупредила Васильева. – У них есть спутниковое наблюдение, аналитические алгоритмы прогнозирования перемещений, сеть информаторов. И самое главное – модифицированные операторы с имплантами, специально настроенными на поиск и преследование.

– Тогда нам нужно ускорить работу, – решил Алексей. – Завершить проверку безопасности, деактивировать конструкт и немедленно приступить к разработке системы стабилизации.

Они распределили задачи и приступили к работе. Макс и Анна занялись физической безопасностью комплекса – проверкой входов, установкой дополнительных систем сигнализации. Вера продолжила настройку электронных систем защиты и мониторинга. Новиков подготовил оборудование для деактивации конструкта «Призрак» и последующего нейросканирования.

Через час система безопасности была полностью активирована, и комплекс превратился в небольшую крепость – насколько это было возможно с их ограниченными ресурсами.

– Всё готово, – сказал Новиков, указывая на кресло нейрокартографа. – Пора деактивировать конструкт, Алексей.

Алексей подошёл к креслу, но внезапно остановился, чувствуя странное сопротивление. Часть его сознания, связанная с конструктом «Призрак», настойчиво сигнализировала об опасности отключения, предлагая альтернативные стратегии.

Это нелогично. Поддержание активации приведёт к постепенной фиксации конструкта. Риск слияния личностей превышает тактические преимущества текущего состояния.

Даже эти мысли звучали не совсем как его собственные – слишком аналитические, механистические. Именно это и пугало Алексея больше всего.

– Что-то не так? – спросила Васильева, заметив его колебания.

– Внутренний конфликт, – честно признался Алексей. – Часть меня сопротивляется деактивации. Это… тревожный признак.

– Именно поэтому мы должны действовать немедленно, – настоял Новиков. – Чем дольше конструкт остаётся активным, тем глубже интеграция, тем сильнее сопротивление.

Алексей сделал глубокий вдох и сел в кресло.

– Делайте.

Васильева подключила электроды к его вискам и основанию черепа, а Новиков настроил систему.

– Процедура будет похожа на активацию, но в обратном порядке, – объяснила Васильева. – Сначала я введу блокирующий агент, который временно изолирует нейроимпланты от лимбической системы. Затем Новиков произнесёт кодовую фразу деактивации. Ты почувствуешь дезориентацию и, возможно, временную потерю некоторых способностей, которые обеспечивал конструкт.

Она ввела инъекцию в порт доступа у основания его черепа.

– Блокирующий агент активен. Начинаю отсчёт. Пять… четыре… три… два… один…

Новиков чётко произнёс:

– Тень исчезает. Протокол «Призрак» деактивирован. Код: 47-Омега-9-Тета-Каппа.

Мир вокруг Алексея словно потускнел. Усиленное восприятие отключилось, оставив обычное человеческое зрение. Поток тактических данных и аналитики исчез. Кибернетические компоненты стали ощущаться тяжелее, менее интегрированными с его телом.

Но самым заметным изменением было возвращение полного спектра эмоций. Словно стеклянная стена между ним и его чувствами внезапно исчезла. Страх, тревога, надежда, сожаление – всё это нахлынуло одновременно, почти ошеломляя своей интенсивностью.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Васильева, наблюдая за его реакцией.

– Более… человечным, – ответил Алексей после паузы. – И более уязвимым.

– Это нормально, – кивнула она. – Конструкт «Призрак» подавлял эмоциональные реакции для повышения эффективности. Теперь ты снова испытываешь полный спектр чувств.

Новиков проверял показания мониторов.

– Деактивация успешна. Конструкт полностью отключён от основного сознания. Остаточная активность в пределах нормы.

– Остаточная активность? – насторожился Алексей.

– Неизбежна при такой глубокой интеграции, – объяснил Новиков. – Конструкт оставил следы в твоей нейронной архитектуре. Но они пассивны и не влияют на твоё сознательное поведение.

Алексей откинулся в кресле, чувствуя странное облегчение. Только теперь, когда конструкт был деактивирован, он осознал, насколько сильно тот влиял на его мышление и восприятие.

– Я не осознавал, как глубоко он проник, – признался он. – Даже когда думал, что полностью контролирую ситуацию.

– Именно в этом опасность таких конструктов, – сказала Васильева. – Они созданы так, чтобы казаться естественной частью твоей личности. Чтобы ты не замечал, как они меняют твоё мышление, твои приоритеты, твои решения.

– И всё же… – Алексей посмотрел на свои руки. – Часть меня уже скучает по этой… цельности. По чувству силы и контроля, которое давал конструкт.

– Это тоже нормально, – мягко сказала Васильева. – Конструкты спроектированы так, чтобы вызывать психологическую зависимость. Чувство потери после деактивации – часть этого механизма.

– Самое главное, что теперь мы можем провести точное нейросканирование, – сказал Новиков. – Без активного конструкта, искажающего результаты.

Он перенастроил оборудование.

– Это займёт около сорока минут. Постарайся расслабиться и не двигаться.

Алексей кивнул и закрыл глаза. Теперь, когда эмоциональные фильтры конструкта «Призрак» больше не сдерживали его, усталость накатила волной. Тело, перегруженное недавней интенсивной активностью и стрессом, требовало отдыха.

Пока сканер методично картировал взаимодействие его нервной системы с имплантами, Алексей погрузился в полудрёму. Образы и мысли плыли, перемешиваясь в калейдоскоп воспоминаний, реальных и имплантированных.

Деревня Аль-Рашид. Женщина с детьми. Соколов, отдающий приказ. Васильева за пультом системы «Мнемозина». Громов, холодно наблюдающий за процедурой программирования. Мария, с ужасом смотрящая на него. Оператор «Сокол», просящий о помощи в момент проблеска сознания.

Сколько ещё таких, как мы? И можем ли мы действительно быть свободны?

Алексей не заметил, как задремал, погружаясь в глубины своего сознания, где программы и воспоминания, личность и конструкты сплетались в сложный узор того, кем он стал. Где-то на границе сна и бодрствования он почувствовал странную уверенность: что бы ни случилось дальше, путь назад, к тому, кем он был до имплантов, закрыт навсегда. Можно было только двигаться вперёд, к новой форме существования – ни человек, ни машина, а нечто между ними.

И самым важным было сохранить в этом новом существе то, что делало его человеком – способность выбирать, сочувствовать, любить. Даже если выбор придётся делать с помощью алгоритмов, сочувствие проявлять через электронные импульсы, а любовь чувствовать сквозь слои программирования.

– Алексей, просыпайся, – голос Васильевой вернул его к реальности. – Сканирование завершено.

Он открыл глаза. Вокруг кресла стояли Васильева, Новиков и Вера, изучая результаты на голографических экранах.

– Сколько я спал? – спросил Алексей, садясь.

– Около часа, – ответила Васильева. – Мы решили не будить тебя сразу после завершения сканирования. Тебе нужен был отдых.

– Что показали результаты?

Новиков жестом указал на трёхмерную модель его мозга, парящую над проектором.

– Вот твоя нейронная архитектура с интегрированными имплантами. Синие участки – органическая активность, красные – цифровая. Как видишь, они глубоко переплетены, особенно в лимбической системе и моторных зонах.

– Здесь, – Васильева указала на ствол мозга и мозжечок, – импланты наиболее тесно связаны с базовыми функциями. А эти участки, – она перевела палец на префронтальную кору, – показывают взаимодействие с когнитивными процессами и принятием решений.

– И каков вердикт? – спросил Алексей. – Можно стабилизировать систему?

Васильева и Новиков