Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

Последняя фраза прозвучала иначе – словно сквозь слои программирования пробился настоящий человек. Но прежде чем Алексей успел среагировать, глаза оператора закатились, и он рухнул на землю, сотрясаемый конвульсиями.

– Критический сбой системы, – констатировал Алексей. – Его импланты входят в аварийный режим.

Он быстро подошёл и проверил пульс – слабый, но стабильный.

– Он жив, но без сознания. И его системы нестабильны.

– Оставь его, – настаивала Анна. – Каждая секунда на счету.

Но Алексей медлил. Последние слова оператора – «помоги мне» – явно были прорывом его настоящей личности сквозь программирование. Такой же, как Алексей испытывал сам.

– Мы берём его с собой, – решил он. – Если он очнётся, может дать ценную информацию. И если мы найдём способ стабилизировать мои импланты, возможно, сможем помочь и ему.

Анна выглядела неуверенной.

– Это риск. Он может быть оснащён маяком слежения. Или активировать протокол самоуничтожения.

– Проверим на маяки и деактивируем имплантированные системы связи, – сказал Алексей, поднимая бессознательного оператора. – Но я не оставлю его. Не после того, что видел.

Он отнёс «Сокола» к фургону, где Макс уже приготовил наручники и средства для обезвреживания возможных устройств слежения. Васильева быстро осмотрела пленника.

– Импланты первого поколения «Химеры», – сказала она. – Менее интегрированные с нервной системой, чем твои, но и менее стабильные при сбоях. Его состояние критическое – системы конфликтуют друг с другом.

– Сможешь стабилизировать его? – спросил Алексей.

– Возможно, когда доберёмся до лаборатории, – ответила Васильева. – Но сначала нужно обезопасить нас всех. Вера, проверь его на передатчики.

Вера быстро просканировала тело оператора специальным устройством.

– Два активных маяка – один в импланте шеи, второй в левом предплечье. Могу временно заблокировать их сигнал, но для полной деактивации понадобится хирургическое вмешательство.

– Блокируй, – кивнул Алексей. – И поехали. Времени мало.

Новиков снова сел за руль, и фургон продолжил путь по горной дороге, теперь с удвоенной срочностью. Алексей сидел рядом с бессознательным оператором, наблюдая за его состоянием. Что-то в этой ситуации – в этом человеке, ставшем оружием против своей воли, как и сам Алексей – глубоко тревожило его.

Сколько ещё таких, как мы? Пойманных между человеком и машиной, между своей волей и программированием?

Через десять минут напряжённой езды они наконец прибыли к убежищу Новикова – неприметному комплексу зданий, когда-то бывшему научной станцией, а теперь замаскированному под заброшенный объект.

– Добро пожаловать в «Обсерваторию», – сказал Новиков, останавливая фургон у входа в главное здание. – Официально закрытую ещё в 1997 году. Неофициально – мою личную лабораторию последние двадцать лет.

Комплекс состоял из нескольких строений, утопающих в лесу. Главное здание – трёхэтажная бетонная конструкция с минимумом окон, явно спроектированная для научной работы, а не для комфорта. Рядом – несколько вспомогательных построек, включая то, что выглядело как небольшой генераторный бункер.

Они быстро перенесли оборудование и бессознательного оператора внутрь. Внутренние помещения комплекса контрастировали с неприметным внешним видом – современные лаборатории, новейшее медицинское и технологическое оборудование, системы безопасности.

– Впечатляет, – заметила Анна, оглядываясь. – Для человека в бегах у вас отличная база, доктор Новиков.

– Паранойя и хорошие связи творят чудеса, – улыбнулся старый учёный. – К тому же, большая часть оборудования здесь – мои собственные разработки, никогда не выходившие на рынок.

Васильева сразу же приступила к организации рабочего пространства для анализа данных об имплантах. Вера настраивала системы безопасности комплекса, интегрируя свои алгоритмы с местными. Макс занялся разгрузкой оставшегося оборудования.

Алексей и Новиков перенесли «Сокола» в медицинский отсек, где подключили к системам мониторинга.

– Его состояние стабилизируется, – сказал Новиков, изучая показания. – Но импланты всё ещё конфликтуют с его нервной системой. Без профессионального вмешательства он может никогда не очнуться.

– Или очнуться полностью под контролем программирования, – добавил Алексей. – Я видел проблеск его настоящей личности перед тем, как он потерял сознание. Там всё ещё есть человек, борющийся за контроль.

– Как и в тебе, – кивнул Новиков. – Но в твоём случае импланты «Прометея» глубже интегрированы с мозгом, создавая более сложную, но и более стабильную систему. Его более ранние импланты «Химеры» менее гибки и адаптивны.

Он посмотрел на Алексея с беспокойством.

– Кстати, о твоём состоянии. Конструкт «Призрак» всё ещё активен, и я замечаю признаки слишком глубокой интеграции. Пора его деактивировать, пока он не стал перманентной частью твоей личности.

Алексей колебался. После интенсивного боевого взаимодействия конструкт «Призрак» казался ещё более естественной частью его сознания. Усиленные способности, тактическое мышление, улучшенный контроль над кибернетическими компонентами – всё это было слишком полезно, чтобы легко отказаться.

– Ещё немного, – сказал он. – Пока мы не убедимся, что находимся в безопасности и не придумаем план стабилизации имплантов. Я контролирую ситуацию.

Новиков выглядел неубеждённым.

– То, что ты воспринимаешь как контроль, может быть иллюзией. Конструкт «Призрак» спроектирован так, чтобы казаться естественным расширением твоей личности, но на самом деле он постепенно подменяет её элементами программирования.

Он положил руку на плечо Алексея.

– Чем дольше он активен, тем сложнее будет отделить, где заканчиваешься ты и начинается программа. Именно этой размытости границ и добивались создатели «Прометея».

Алексей понимал логику этих аргументов, но часть его – та, что была связана с конструктом – настаивала на сохранении текущего состояния. Эта внутренняя борьба была тревожным признаком того, о чём предупреждал Новиков.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Деактивируем «Призрака». Но сначала нужно убедиться, что комплекс безопасен и системы защиты работают.

– Разумный компромисс, – кивнул Новиков. – Завершим проверку безопасности и затем проведём процедуру деактивации.

Они вышли из медицинского отсека и присоединились к остальным в главной лаборатории, где Васильева уже работала над анализом данных для стабилизации имплантов.

– Как продвигается? – спросил Алексей.

– Медленнее, чем хотелось бы, – ответила Васильева, не отрываясь от экранов. – Протоколы синхронизации сложнее, чем я ожидала. Они включают элементы, которых не было в системе, когда я работала над проектом.

Она указала на схемы нейроинтерфейса.

– Видишь эти структуры? Они словно адаптируются к индивидуальной нейрофизиологии оператора, создавая уникальные паттерны интеграции. Это делает невозможным создание универсального решения для стабилизации.

– То есть, нам нужно разработать решение, специфичное для моих имплантов? – уточнил Алексей.

– Именно, – кивнула Васильева. – И для этого требуется детальное картирование взаимодействия твоей нервной системы с имплантами. Новиков, у тебя есть нейрокартограф в этой лаборатории?

– Есть, – ответил старый учёный. – Более продвинутая версия того, что мы использовали ранее. Он в соседнем помещении.

– Отлично. Нам нужно будет провести полное сканирование, как только завершим проверку безопасности и деактивируем конструкт «Призрак».

Алексей посмотрел на большой экран, где Вера выводила данные систем безопасности комплекса.

– Как обстановка? – спросил он.

– Пока чисто, – ответила Вера. – Периметр безопасен, системы наблюдения не фиксируют движения в радиусе пяти километров. Но я настроила