Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

Ярбай Кемаль Эфенди не выпускал из рук бинокль. В его взгляде читалась тревога. Ещё бы: из четырёх эсминцев, решившихся вопреки всем законам военно-морского искусства на дневную торпедную атаку, потоплен лишь один, а остальные продолжают нахально идти вперёд. Более того, два из них скрылись в дыму, и их местоположение неясно. Теоретически мощь «Султана Османа» такова, что все четыре корабля давно должны быть разнесены в щепки, но этого почему-то не произошло… Ярбай приказал отвернуть на четыре румба вправо. Линкор начал описывать циркуляцию и через пять минут обогнул дымовую завесу, которую сносило ветром к осту. Теперь дым скрывал от турок только головной «Дерзкий», а два других эсминца оказались как на ладони. Артиллерия «Османа» открыла по ним ураганный огонь.

В эти минуты особенно досталось «Гневному». Два прямых попадания шестидюймовыми снарядами вывели из строя котёл № 3, повредили первый торпедный аппарат, изрешетили осколками палубу и кожухи всех трёх дымовых труб. Эсминец потерял три-четыре узла скорости, но по-прежнему продолжал сближаться с противником.

Тем временем с дальномерного поста «Дерзкого» доложили, что до турецкого корабля осталось 37 кабельтовых. То есть ещё чуть-чуть, и противник окажется в зоне досягаемости торпед. Прозвучала команда:

– Минные аппараты к бою!

По боевому расписанию место Казанцева – на крыле ходового мостика у прибора управления торпедной стрельбой. Он попеременно склонялся то к панорамному визиру Эриксона, то к торпедному прицелу системы Михайлова. Поймав в перекрестие силуэт семибашенного линкора, мичман включил тумблер системы центральной наводки. Теперь сервопривод непрерыв-

но передавал информацию на принимающие циферблаты, установленные на каждом из пяти торпедных аппаратов эсминца. Задача наводчиков состояла в том, чтобы удерживать аппараты на линии стрельбы. Они, словно кавалеристы, оседлали велосипедные сиденья торпедных аппаратов и старательно крутили маховики принимающих приборов, совмещая механическую стрелку с электрической. Повинуясь им, электродвигатели послушно разворачивали трубы со смертоносными стальными сигарами в направлении врага.

Когда дистанция сократилась до тридцати кабельтовых, Казанцев нажал кнопку электрического звонка и начал командовать в переговорную трубу:

– Установка скорости: двадцать восемь. Первый: прицел двадцать четыре! Второй: прицел двадцать пять! Третий…

На «Дерзком» было пять двухтрубных торпедных аппаратов, и все они, от носового к кормовому, перед стрельбой устанавливались на несколько различающиеся углы горизонтального наведения. Это делалось для того, чтобы торпедный залп расходился веером – вероятность попадания в цель таким образом увеличивалась. Все необходимые данные система торпедной стрельбы выдавала автоматически – по сравнению с минувшей японской кампанией военно-морская техника шагнула далеко вперёд.

Несколько томительных мгновений, и Казанцев нажимает рукоять ревуна, ныне заменившего команду: «Пли!». Хлопки пороховых зарядов сливаются в один, и девять мин Уайтхеда течение двух секунд вырываются из аппаратов на свободу. Словно ловко запущенные с берега плоские камешки, они поначалу по два-три раза выныривают из волн, но затем уходят на заданную глубину и устремляются к цели, оставляя за собой едва заметные белёсые следы. Из аппарата № 2 одна торпеда не вышла: осколками повредило её двигатель.

Но с «Султана Османа» пуск торпед увидели вовремя, и линкор успел отвернуть. О, как прискорбно! Казанцев неотрывно следил через окуляр прицела за смертоносными снарядами и видел, что они идут мимо. Однако в этот момент дал торпедный залп «Гневный», находившийся в десяти кабельтовых по правому борту. А ещё через минуту с максимальной дистанции разрядил свои аппараты и «Беспокойный». Было видно, что командир турецкого дредноута нервничал: сначала повернул вправо, затем снова лёг на прежний курс. Торпеды шли на него веером с разных направлений, а 205-метровый корпус «Османа» (как уже говорилось, самый длинный в мире) представлял собой слишком хорошую мишень…

И глазам русских моряков предстала драматическая картина поистине эпического масштаба. Сначала у кормовой группы башен турецкого линкора возник белый столб, увенчанный тёмно-коричневой шапкой дыма. Через несколько секунд вода осела, корабль даже успел сделать ещё пару выстрелов из скорострельных пушек, и вдруг… Чудовищный силы взрыв буквально разорвал дредноут на куски! Вверх взлетели обломки, какие-то чёрные точки – возможно, человеческие тела, и через мгновенье «Султан Осман» скрылся в клубах густого дыма. Очевидно, торпеда попала в район кормовых погребов боезапаса, и произошла детонация пороховых зарядов орудий главного калибра. Когда дым рассеялся, поверхность моря была пуста и безжизненна. Лишь в мощный бинокль можно было разглядеть покачивающиеся на волнах деревянные обломки, спасательные круги и обрывки пробковых поясов.

Потопить тридцатитысячетонный линейный корабль, один из крупнейших в мире, единственной торпедой, причём не самого крупного калибра, – это большая удача. Почти со стопроцентной вероятностью можно было утверждать, что эта торпеда – одна из восьми, выпущенных эсминцем «Гневный». Отважные черноморцы посрамили видных военно-морских теоретиков, утверждавших, что дневная торпедная атака миноносцев на вражеский линейный флот в наше время невозможна.

Казанцев, конечно же, завидовал коллегам с «Гневного», но обоснованно считал себя соавтором их успеха. Ведь если бы не его торпедный залп, турецкий линкор не подставил бы свой борт под удар следующих за ним миноносцев. Да и вообще роль «Дерзкого» в бою была ключевой: прикрыл товарищей дымовой завесой, принял огонь на себя… И было обидно, что никто из экипажа эсминца не стал Георгиевским кавалером.

Впрочем, это всё произойдёт позже, когда дело дойдёт до раздачи наград. Пока же мичман Казанцев в непривычной тишине безучастно взирал с мостика на свой израненный, залитый кровью корабль. Только сейчас он заметил, что брезентовые обвесы на релингах все испещрены дырами от осколков. Это просто чудо, что, находясь здесь в течение всего боя, он не получил ни единой царапины.

А затем был печальный ритуал похорон в море. Казанцеву ещё много раз придётся хоронить своих товарищей по оружию, но сейчас это было впервые… Смерть нижних чинов особенно не трогала – всё-таки, матросские кубрики были слишком далеки от офицерской кают-компании. Но белое застывшее лицо покойного Жоржа Плансона, которого Казанова помнил ещё по Морскому корпусу, действовало удручающе…

– Не грустите, мичман, наш с вами час ещё не пробил, – криво усмехнулся ревизор Мыка. Но его слова вряд ли могли кого-либо утешить.

«Дорога к победе всегда вымощена трупами», – Казанцеву вспомнилась фраза, услышанная от кого-то из старших товарищей. «И муками выживших», – добавил он к ней собственное окончание.

Царьград

Если вести отсчёт с XVII века, то это была одиннадцатая русско-турецкая война. Для России она оказалась самой скоротечной и самой успешной. Хотя, как и все предыдущие, весьма кровопролитной.

Конечно, в XX столетии Блистательная Порта потускнела, величие её осталось в прошлом, тем не менее, недооценивать её как противника было нельзя. К