Край неба - Марк Дж. Грегсон

Окрыленная успехом, Саманта распаляется. У меня же крепнет чувство, что Себастьян точно все спланировал. Оказавшись у границы квадрата, он превращается в загнанного в угол зверя: трость вот-вот выпадет из руки, на лице чистый ужас. Саманта смеется в голос.

Толпа тоже хохочет, однако находятся те, кто советует Себастьяну сдаться.

Саманта могла бы добить его, но тянет. Упивается его страхом. Вскидывает дубинки, как бы обращаясь к толпе, заводя ее.

– Ах ты брань! – Родерик, вскочив, трясет кулаком. – Жалею, что нес твои сумки!

И вот уже когда Саманта готова ударить, Себастьян колет ее, молниеносно, кончиком трости – прямо в горло. В шее Саманты что-то щелкает, и она падает подрубленным деревцем. Остается лежать неподвижно. Народ на трибунах приподнимается, кто-то прикрыл рот ладонью. Эрин с воплем бежит к своей подружке.

Слышен шепот:

– Она не дышит.

– Дышит, – отвечают. – Просто слабо.

Из тоннелей выбегают лекари. Саманта, как брошенная на землю кукла, лежит ничком, раскинув руки.

И пока все взгляды прикованы к ней, я наблюдаю за Себастьяном. Тот стоит чуть поодаль, опершись на трость. По его лицу расползается едва заметная коварная, подлая ухмылка.

У меня по спине пробегает холодок.

Он ее парализовал.

Лекари укладывают Саманту на парящие носилки, а несколько человек держат Себастьяна. Тот порывается идти следом, хватает ее руку, кричит:

– Саманта, прости!

– Все вышло случайно, – говорит Родерик. – Поверить не могу… ох, брань. Думаешь, с ней все хорошо?

Я так и молчу дальше.

Себастьян выставил ловушку, Саманта в нее угодила, и никто ничего не понял. Тем временем он швыряет трость на песок, отказываясь дальше участвовать в турнире. Не желает стоять перед судьями, дожидаясь оценки. Спешит прочь, под навес, и не видит, что ему присудили тридцать баллов.

– Пойду поговорю с ним, – встает Родерик. – Боюсь представить, как он переживает.

– Он притвора, – шепотом говорю соседу.

Бросив на меня странный взгляд, Родерик исчезает в толпе рекрутов. Все же отправился на поиски Себастьяна.

Стадион погружается в траурную тишину. Саманта не сможет участвовать в Состязании. В команде одного из кораблей с самого начала будет на одного члена меньше. Мне никогда не было дела до Саманты: она злой и тщеславный человек, но такой судьбы не заслуживает.

В конце концов дуэли возобновляются. Вскоре от нагретого полуденным солнцем песка начинает подниматься марево. Больше никто не получает тяжелых травм. Некоторые сдаются сразу, однако большинство бьются – и бьются свирепо.

В очередной дуэли Громила сходится с коренастым пареньком; тот молотит его дубинками, но Громила, недовольный своей тростью, швыряет ее в трибуны. Потом, не давая противнику нанести очередной удар, валит его с ног кулаками.

Покидая арену, он не удосуживается вернуть себе трость. Невероятно, но судьи дают ему всего сорок семь баллов. Впрочем, это второй лучший показатель за сегодня.

Следующим вызывают Родерика. Протискиваюсь к переднему зрительскому ряду, чтобы давать подсказки. Родерика выставили против невысокой темноволосой девчонки, Хуэйфан из семьи Сю.

– Начали!

Хуэйфан немедленно принимается скакать по квадрату. Ее оружие – мешочек с гладкими камушками! К такому я соседа точно не готовил.

– Вот же брань! – успевает выкрикнуть Родерик, и первый камушек свистит у него перед носом. – А-а!

Хуэйфан не стоит на месте. Чертовски быстрая, крутит колеса и мечет гальку.

– Защитная позиция, – кричу Родерику.

Тот вопит под градом из мелких снарядов. Получает в грудь, в спину… Вслепую шарахается из стороны в сторону, размахивая посохом. Пытается защищаться.

Вот Хуэйфан бросает очередной камушек, метя на этот раз Родерику в голову, а он каким-то чудом умудряется отразить атаку. Делая колесо, Хуэйфан подставляется и, получив своим же камушком в лоб, падает. Не встает.

Родерик смотрит на нее, не веря глазам. Он весь в синяках и шишках. Толпа умолкает, зато я хохочу в голос, просто до слез. Поздравляю Родерика и хлопаю его по спине, тогда как судьи ставят ему самый низкий балл за сегодня: двадцать восемь.

– Вряд ли смогу выступить во втором туре, – сетует Родерик, хромая, и тут же выплевывает осколок зуба. – Это было нечестно. Вот уж не знал, что где-то на островах дуэлянты швыряют друг в друга камнями. Безумие. Она…

– Без сознания. Все обойдется.

Я помогаю ему сесть, а потом проталкиваюсь через толпу, чтобы принести воды. Кувшины с ледяной водой стоят в тени под трибунами. Я тихонько посмеиваюсь, вспоминая бой, и тут из тени выступает Громила.

Его взгляд полон ненависти.

К нему присоединяются шестерки: парни и девчонки, примерно такие же здоровые и страшные, как он сам.

– Урвин, – грубо произносит Громила, и при звуке его голоса все, кроме приспешников, испаряются.

Оцениваю противников: трое слева, четверо справа, – а потом смотрю в глаза этому амбалу.

– В дуэли победить не можешь, вот и решил с дружками меня прижать?

– Это расплата, – говорит он.

– За что?

– Когда сражались наши предки, – говорит Громила, подходя ближе, – твой приказал побить моего, чтобы ослабить перед поединком. Будет честно, если я проделаю с тобой то же самое.

У меня закипает кровь, кожу покалывает. Нас тут никто не видит. Сидящие над нами, на трибунах, увлечены дуэлью. Любой зов о помощи потонет в криках болельщиков.

Шавки Громилы скопом кидаются на меня. Отбившись от девчонки, раскладываю трость и вырубаю парнишку. Кружась, обхожу третьего противника, раскручиваю трость над головой и обрушиваю ее на стоящего сзади.

– Слишком быстрый! – кричит один из них.

Зато их слишком много. Долго мне не выдержать. И потому я бегу. Однако стоит прорвать кольцо, как меня опрокидывают на землю все разом. Один зажимает мне рот, а Громила заходит спереди.

– Поднимите его, – резко приказывает он.

Одного парня я пинаю в пах, девчонке вырываю клок волос, другого парня кусаю за руку… И все равно их слишком много. Они крепко держат меня, а в глазах Громилы сияет радость.

– Твой дядька отнял у меня все, Урвин. Из-за вашего семени родная семья меня ненавидит.

В этот момент вижу Себастьяна: пройдя было мимо, он пораженно замирает. Заметил меня. Казалось бы, надо бежать за помощью, но вместо этого заморыш приваливается к стене и наблюдает из тени. На его губах – гаденькая ухмылка.

Вот подонок.

Громила, похрустывая костяшками здоровенных кулаков, плюет мне в лицо и хохочет. Остается смотреть в его страшную морду. Глядеть ему в глаза, пока мне выкручивают руки. Усмехнувшись еще разок, Громила заряжает мне под ребра так, что перетряхивает все кости. По телу прокатывается волна боли.

Перед глазами плывет.