Похищение Цирцеи - Лив Стоун

– Когда я ее раскручивала, она была прочной и обещала быть длинной, – начинает первая.

– Когда я ее растягивала, она была крепкой и демонстрировала прекрасную выносливость, – продолжает вторая.

– Когда я ее разрезала, она была твердой и, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом, – заканчивает третья.

Ее формулировка удивляет обоих супругов, которые поворачивают к ней головы.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Разрез был естественным, но неожиданным.

Аид и Персефона обмениваются недоуменными взглядами. Я не замечаю особого тона у Мойр, но, по-видимому, те, кто их знает, прислушиваются к их словам.

– Какой приговор планировал Минос, прежде чем Гермес выступил против? – спрашивает Аид.

Танатос делает шаг вперед и взмахивает свитком папируса, который был заполнен, пока судья Подземного мира рассматривал мою нить. Танатос протягивает его повелителю.

– Тень Цирцеи должна была вернуться ко мне, – объявляет он.

Если я размышляю о смысле этого решения – то, что тень должна попасть на перерождение к Смерти, кажется логичным, но Гермес, напротив, вскакивает от возмущения.

– Нет!

– Так написано, – ровным голосом подтверждает Аид, читая документ.

– Что это значит? – беспокойно спрашиваю я.

– Что ты моя.

Нервно улыбаюсь и сглатываю, не совсем понимая, что это значит, но краем глаза вижу, как Гермес принимает металлический облик, словно превращаясь в оружие, готовое вонзиться в горло бога смерти.

– Я никому не принадлежу, – отвечаю я, с раздражением морща нос.

Персефона прикусывает губу. Настаиваю взглядом, чтобы она поддержала меня.

– Это приговор Миноса, – комментирует она. – Но, учитывая ситуацию, решать должен Аид, бог мертвых.

Эти несколько слов заставляют глубоко вздохнуть Гермеса, который, кажется, наконец вернул контроль над эмоциями. Аид раздраженно вздыхает. Жена кладет руку ему на плечо, и он кивает.

– Пусть так. Ситуация требует размышлений, я подумаю над этим и вынесу приговор на празднике весны.

Это своего рода отсрочка, которую я вынуждена взять. Я не вижу другого выхода, кроме реки Леты или Танатоса, но забвение все же немного отступает.

– А пока, Цирцея, делаю тебя своей официальной гостьей, – помигивая, говорит Персефона.

Я улыбаюсь ей, тронутая. Все-таки отсрочка будет приятной. Все ведьмы любят Персефону. Она является источником весны и всего, что растет. Танатос не теряет довольной ухмылки, но ничего не предпринимает. Не знаю, чего он от меня хочет, но, думаю, у меня будет время поговорить с ним и дать понять, с кем он имеет дело.

– Персефона, могу я поговорить с тенью? – спрашивает Гермес более сдержанным тоном. – Мне придется вернуться в штаб-квартиру, и я хотел бы завершить работу в качестве психопомпа.

– Разумеется, – соглашается она, вставая.

Аид берет ее за руку, и они оба уходят. Мойры погружаются в землю, не говоря больше ни слова. Только Танатос остается в комнате, не желая двигаться. Поэтому Гермес уводит меня наружу, под портик дворца, спрятав нас в тени колонны.

– Ты собираешься вернуться? – тут же спрашиваю я.

Я хотела сдержаться, но его отъезд меня расстраивает.

– Да, хочу быть в курсе происходящего и здесь, и в штаб-квартире. Может быть, твоя смерть развяжет языки. Дам тебе совет на время моего отсутствия: не делай ничего, что могло бы оказаться на противоположной чаше весов на твоем суде у Аида.

Мои плечи опускаются.

– Что ты подразумеваешь?

– Цирцея, я тебя знаю… – говорит он с озорной улыбкой. – Знаю, на что ты способна.

Скрещиваю руки, раздраженная.

– Остерегайся Танатоса…

– Кажется, это я поняла, – ворчу я. – Но я не понимаю приговора Миноса. Что значит «я принадлежу Танатосу»?

– Танатосу скучно, и он нашел новую игрушку в твоем лице.

– Прости, что?

– Попридержи язык при нем, и все будет хорошо. А самое главное, ничего не ешь.

Я поднимаю брови. Раз мы вспомнили о еде, у меня урчит в животе.

– Тебе только кажется, что ты испытываешь чувство голода, – напоминает он.

– Почему я не могу есть местную еду?

– Тот, кто съест пищу Преисподней, остается в Преисподней.

Он выглядит полным решимости и целеустремленности, в то время как я ни в чем не уверена.

– Зачем, Гермес? – спрашиваю я его. – Ни один мертвый никогда не возвращался из Преисподней.

– До нас, – отвечает он.

Уверенность, звучащая в его голосе, должна меня подбодрить, но, несмотря на это, она расстраивает и злит.

– Не играй со мной в эти игры. Я не твой подопытный кролик, и здесь не для того, чтобы проверить твое честолюбие!

Выражение его лица застывает.

– Это совсем не то, чего я хочу.

– А чего же ты хочешь? – взрываюсь я. – Зачем это делаешь?

Мне так страшно, что больше я не могу себя контролировать. Гермес на короткое мгновение закрывает глаза, нервничая. Это еще одна новая сторона, которую он показывает мне, – неуверенность. Сторона того, кто всегда так уверен в себе.

– Ты только отсрочиваешь неизбежное! – добавляю я.

– Ты не понимаешь! – резко возражает он.

– Чего я не понимаю?

– Я никогда не хотел, чтобы ты исчезла! – кричит он, открывая серые глаза.

Ясность его слов заглушает биение моего сердца. Он с самого начала собирался спасти меня? Меня парализует, но я сомневаюсь в его словах. Он всегда так спокоен, но сейчас он полон эмоций. Его слова эхом звучат в голове.

– Когда я встретился с твоей тенью около дома… Все это слишком рано и неприемлемо, Цирцея. Мой план состоял в том, чтобы помешать судье. Это лучший способ получить доступ к Аиду, чтобы потребовать разобраться с твоим случаем.

Ошеломленная, открываю рот, надеясь, что из него вырвутся разумные слова, но Гермес не дает на это времени.

– Я ничего не говорил тебе раньше, чтобы ты зашла так далеко. Каждая тень должна принять свою судьбу, чтобы сесть в лодку Харона, иначе она окажется среди оргаев. И, признаться, я боюсь дать тебе ложную надежду, но сделаю все возможное, чтобы вытащить тебя отсюда, потому что… по неведомой причине ты мне небезразлична.

Его голос звучит спокойно, но срывается в конце фразы. Мои глаза затуманиваются. Но ведь кроме взаимопонимания с постоянными подколами и случайного поцелуя, между нами ничего не было. Он никогда не выказывал привязанности. Я что-то пропустила?

Внезапно все обретает смысл. Он игнорировал меня в самом начале путешествия… потому что не хотел принимать мою смерть.

– Не было никакой неожиданной проверки, так ведь? – заикаясь, спрашиваю я.

– Нет, – ворчит он, явно думая о чем-то другом.

Он напряженно о чем-то размышляет, в то время как я ошеломлена.

Он пришел на место моей смерти, не смея сказать, почему? Он выдумал эту историю, чтобы не признавать, что хотел сопровождать меня? Он хотел провести меня