Блюз Красной планеты - Роберт Дж. Сойер

работал, пытаясь понять, куда именно мы направляемся. Первая подсказка: мы вышли через западный шлюз, и это точно не было уловкой, ведь именно там Пиковер оставил свой марсоход-багги, когда возвращался с Альфы.

К счастью, Пиковер купил его до загрузки, потому что в марсоходе оказалась своя система жизнеобеспечения. Выбирай он его сейчас – точно бы остановился на модели подешевле и понадёжнее, чтобы просто обеспечить транспортировку.

Пиковер сам арендовал мне скафандр. Заплатил за него напрямую – всё равно я бы записал расходы на его счёт, – но мне не пришлось сидеть в нём во время поездки, пусть Рори и настоял на шлеме. На Земле ходить так было бы неудобно – обычно вес шлема поддерживал воротник, – но здесь вес не мешал. Перед выездом, правда, Пиковер сделал шлем непрозрачным.

Равнина Исиды – это низина; как и похожие на Земле, она растягивается на многие километры. Поначалу мы перекидывались редкими фразами, но голос Рори отдавался в шлеме неприятным эхом, и вскоре мы замолчали. Признаюсь, я коротал часы, думая о Диане, Лейси и Лакшми – как по отдельности, так и вместе.

Во время поездки я задремал – крепкие орешки вроде меня обычно не вспоминают детство, но когда мама хотела меня уложить, а я отказывался, она брала меня покататься. Из-за Пиковера я не смог взять ни телефон, ни планшет; у меня не было инструментов, которые могли бы помочь вычислить наше местоположение. Но к тому времени, когда мы добрались, на востоке уже взошло солнце. Я надеялся, что оно встанет над зазубренными вершинами гор или изломанными стенами кратера, которые можно было бы сопоставить по топографическим картам, но полоса света над горизонтом – а потом, когда солнце поднялось выше, и весь горизонт – оказалась ровной линией, и только на западе виднелся небольшой осыпавшийся кратер.

Воспользовавшись туалетом марсохода, я надел взятый напрокат скафандр тусклого оливково-зелёного цвета и вышел на улицу. У багги были пружинящие колёса почти метрового диаметра и угловатая прозрачная кабина – из-за разрежённости марсианской атмосферы обтекаемость здесь значила мало.

Пиковер вытащил из багажника устройство, напоминающее вертикальный пылесос без мешка.

– Что это? – спросил я.

– Металлоискатель. Буквально вчера купил.

– Я думал, они бесполезны на Марсе, – заметил я. – Много железа в грунте.

– А, металлоискатели легко настроить, чтобы они отсекали железо. Но их чертовски трудно достать в аренду. В поиске окаменелостей они не помогут, да и стандартное применение здесь не распространено – нет ни пляжей, которые можно прочёсывать, ни археологических артефактов.

Он протянул его мне. Я вскинул брови:

– Хочешь, чтобы я искал мины?

– Я сам не могу, – сказал Рори. – Пытался, но металл в моём теле создаёт слишком много помех. А вот ты…

А парень-то оказался умнее, чем я думал. Он взял меня с собой не потому, что я попросил; просто ему нужна была помощь обычного человека.

Он вернулся к багажнику и достал баллон со сжатым газом, к которому был прикреплён гибкий шланг.

– Для раздувания песка, – предвосхитив мой вопрос, пояснил Рори.

– Понятно, – сказал я. – Показывай, где нашёл первую мину.

– Сюда. Только иди по моим следам. Я знаю дорогу без мин – ну или они все давно уже проржавели, как та, которую я нашёл.

Он пошёл вперёд, взбивая клубы пыли. Видеть на Марсе человека в простой уличной одежде казалось странным. Подозреваю, Пиковер был одет как типичный земной палеонтолог: в коричневые рабочие ботинки, плотные серо-зелёные брюки и фланелевую рубашку. На голове у него красовалась бейсболка с эмблемой «Торонто Блю Джейс» – видимо, трансферам тоже мешало бьющее в глаза солнце.

Пройдя пятьдесят метров – я считал шаги, – мы вышли на участок, разграниченный леской на сетку метровых квадратов. Нити практически сливались с красноватой пылью, и я вслух отметил, как трудно их разглядеть.

– Но не в инфракрасном диапазоне, – ответил Пиковер. – Я пропустил через них слабый ток от эксимерной батареи. Для меня они ярко-белые, но обычный старатель заметит их, только если споткнётся.

Он переступил леску, и я осторожно последовал за ним. Пять квадратов спустя мы остановились.

– До места, где сработала мина, ещё далеко, – сказал Рори, присев, – но позволь кое-что показать. Вот тут я нашёл контрплиту образца 2–1388.

– Окаменелости лежат прямо на поверхности?

– Некоторые, – ответил Пиковер. – Обычно залегают под небольшим слоем грунта, но обязательно неглубоко. Видишь ли, на Земле осадочные породы формировались миллиарды лет. Но на Марсе отложение осадка закончилось более трёх с половиной миллиардов лет назад, когда высохли открытые водоёмы. Поэтому древние отложения и не ушли на глубину, а остались у самой поверхности, а то и вовсе прямо на ней. Водяной лёд на Альфе давно либо диссоциировал, либо сублимировал, оставив поверх древней матрицы восемь-десять сантиметров рыхлого сухого песка. Здесь эта матрица состоит из ареслития – марсианского камня. По сути, это сплав песка и ила с водяным льдом, причём лёд составляет шестьдесят процентов от веса. Понимаешь, что это значит, Алекс?

Я не понимал.

– Что?

– На Земле большинство окаменелостей перминерализованы: поры и полости в исходном органическом материале заполнены минералами, просачивающимися сквозь землю, и эти новые минералы постепенно заменяют исходный биологический образец, который в конце концов исчезает. Но на Альфе ископаемые представляют собой тот самый исходный материал, отложившийся в матрице. Часто их можно достать, просто поместив ареслитий в комнатную температуру, чтобы растаял лёд. Вот почему окаменелости с Альфы так ценятся – это настоящие древние экзоскелеты, которые без изменений хранились в плотной замороженной суспензии более трёх миллиардов лет.

– Наверняка же не все. Мина, которую ты принёс, насквозь проржавела.

Пиковер кивнул:

– Да, это так. Нечто – возможно, столкновение с микрометеоритом пару десятилетий назад – разогрело почву достаточно для образования небольшого подземного резервуара, из-за которого и заржавела мина. Но остальное месторождение, – он обвёл рукой обширное пространство, – полностью заморожено ещё с нойской эпохи.

– Но контрплита, которую ты показывал, оставалась твёрдой даже при комнатной температуре.

– Только потому, что я использовал стабилизатор и заменил воду термопластиком.

– А.

Он поднялся и пошёл дальше, а метров через сорок на земле показалась большая выемка.

– Вот здесь взорвалась мина, – сказал он. – А вон там я нашёл проржавевшую. – Он указал на совсем небольшую лунку.

Я начал медленно прочёсывать все шесть тысяч квадратных метров, где, по словам Пиковера, располагалась залежь; тот шёл позади.

Продвигаясь, я пытался запомнить ориентиры; подозревал, что не в последний раз появляюсь на Альфе, а знание местности – уже половина победы. Ещё со времён первых посадочных аппаратов люди давали марсианским валунам причудливые названия. Слева как раз находился такой