Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Благодарю вас, мадемуазель, — сказал король с поклоном. Элиза сделала реверанс.

— Ваше величество… — начала она, но вокруг короля уже сомкнулся двор — рыбий косяк затянутых талий и взбитых париков.

Элиза отошла в уголок выпить кофе и собраться с мыслями. За ней следовал её собственный двор из мелких дворян и ухажёров. Она их не столько игнорировала, сколько на самом деле не замечала.

Что произошло? Ей нужен был личный стенограф, чтобы прочитать заново весь разговор.

Она нечаянно ввела короля в заблуждение!

— Вам нравится вечер, сударыня?

Это был отец Эдуард де Жекс.

— Да, святой отец. Хотя, признаюсь, я скучаю по сиротке — за прошедшие недели он успел похитить моё сердце.

— Коли так, вы можете получить частичку своего сердца обратно в любой день, когда пожелаете его навестить. Господин граф д'Аво приложил все усилия, чтобы определить мальчика в лучшее заведение страны. Он предсказывает, что вы будете часто навещать бывшего питомца.

— Я у графа в долгу.

— Как и мы все, — сказал де Жекс. — Маленький Жан-Жак очарователен. Я заглядываю к нему всякий раз, как выдаётся свободная минута, и надеюсь довершить то, что начали вы и продолжил д'Аво.

— Что именно?

— Вы спасли его от смерти телесной — войны — и духовной — учения еретиков. Д'Аво определил его в лучший сиротский приют Франции, находящийся под патронажем Общества Иисуса. Мне кажется, логическим завершением будет воспитать из него иезуита.

— Да, конечно, — отрешенно проговорила Элиза, — чтобы побочный отпрыск де Лавардаков не наградил семью лишним потомством.

— Что-что, мадемуазель?

— Простите, я сама не понимаю, что говорю.

— Да уж! — Де Жекс налился краской, что, как ни странно, оказалось ему к лицу. Смуглым, с резко очерченными скулами и носом, он был бы даже красивым, если бы не бледность — след долгих часов, проведенных в тёмных исповедальнях за выслушиванием тайных грехов двора. Сейчас, с порозовевшими щеками, он был почти привлекательным.

— Простите, — повторила Элиза. — Я всё ещё не могу опомниться после танца с королём.

— Разумеется, сударыня. Однако, когда вы придёте в себя и вспомните свои манеры, моя кузина хотела бы возобновить знакомство. — Он устремил горящий взор в угол, где герцогиня д'Уайонна улыбалась в глаза несчастному молодому виконту, ещё не осознавшему, в какую паутину он угодил.

Де Жекс отошёл.

Она сказала королю правду. В тот день, когда её обменяли на жеребца-альбиноса и отправили на галере в Константинополь, она поклялась себе найти и убить человека, обратившего их с матерью в рабство. Она не открывала этого никому, кроме Джека Шафто, а сейчас нечаянно сказала королю. Сказала с подлинным убеждением, ибо говорила правду, и король, видя её лицо, поверил каждому слову.

— Благодаря вам, мадемуазель, у меня завтра будет много работы.

Поншартрен вновь смотрел на неё с ласковой улыбкой.

— Каким образом, мсье?

— Король так тронут рассказом о подвигах Жана Бара, что поручил мне выделить средства флоту и «Компани дю Норд». Завтра я буду присутствовать на церемонии утреннего туалета, чтобы обсудить детали.

— Тогда не смею вас более задерживать, мсье.

— Доброй ночи, мадемуазель.

Король подумал, что она говорит о Вильгельме Оранском. Она упомянула Вильгельма — эх, сейчас бы стенографическую запись! — а через мгновение поменяла тему и сказала, что хотела бы разыскать и убить человека, который причинил ей зло. Король соединил две правды и получил ложь: теперь его величество считает, что цель Элизиной жизни — убить Вильгельма! Что она шпионила для принца Оранского с единственной целью — подобраться к нему поближе.

Она развернулась в надежде отыскать короля, привлечь его внимание и оказалась лицом к лицу с человеком, одетым во всё красное. Жан Бар пустил в ход корсарскую сноровку, чтобы пробиться к Элизе через толпу обожательниц.

— Мадемуазель, — начал он. — Госпожа герцогиня объявила, что это последний танец. Не окажете ли мне честь?

Элиза уронила руку, и Жан Бар ловко её подхватил.

— Разумеется, при естественном ходе событий мне следовало бы уступить эту привилегию Этьенну д'Аркашону, — сообщил Бар, желая развеять Элизино недоумение (и совершенно напрасно, поскольку она ни о чём таком не думала). — Однако он, разумеется, провожает короля.

— Король уезжает?

— Уже в карете, мадемуазель.

— Ой, я надеялась с ним поговорить.

— Как и вся остальная Франция! — Они уже кружились в танце. Жан Бар, очевидно, нашёл реплику Элизы забавной. — Вы сегодня танцевали с его величеством. Мадемуазель, в этом зале есть дамы, убивавшие младенцев на черной мессе ради того, чтобы заполучить одно слово, один взгляд короля. Вам грех жаловаться…

— Не желаю про такое слышать, — возмутилась Элиза. — Не смейте и говорить о подобных ужасах. Вы пьяны, капитан Бар.

— Вы правы, и я готов искупить вину. Я увижу короля через несколько часов — меня пригласили на церемонию утреннего туалета! Будем обсуждать флотские финансы. Передать что-нибудь его величеству?

Что можно было ответить? «Я не собираюсь убивать принца Оранского» — явно не те слова, которыми следует огорошивать короля за утренним туалетом. «Я не знаю, кого именно собираюсь убить» — тоже.

— Благодарю за любезное предложение и прощаю вас. Интересно, много ли король говорит на церемонии одевания?

— Откуда мне знать? Спросите завтра. А что?

— Сплетничает ли он? Мне любопытно. Я только что сболтнула одну вещь, которая, если станет известна, очень повредит мне в Англии.

Жан Бар фыркнул и закатил глаза, не желая даже обсуждать тему Англии.

— Я всё-таки попрошу вас узнать у короля одну вещь.

— Говорите, мадемуазель.

— Имя врача, искусного в этой области. — Элиза опустила руку на несколько дюймов и похлопала Жана Бара — со всей осторожностью, однако тот вскрикнул и подскочил. Лицо его перекосилось от боли. Элиза ахнула и отпрянула в ужасе, однако капитан, расплывшись в улыбке, вновь ухватил её за талию и привлёк к себе. Это была шутка.

— Я уже побывал у такого врача.

— Замечательно, — всё ещё смеясь, выговорила Элиза. — Надеюсь увидеть вас сидящим ещё до отъезда.

— Пятьдесят два часа гребли сказались, это верно, но здешний врач пользует мою задницу примочками и разными неудобосказуемыми процедурами, так что я быстро иду на поправку. А вот — лучшая перевязка! — Он поправил новенький эполет на алом мундире.

— Ах, если бы новое платье исцеляло любые раны!

— Разве не все женщины так думают?

— Порою они ведут себя так, будто и впрямь в этом убеждены. Может, я просто ещё не нашла такого платья.

— Тогда вам следует завтра же прогуляться по модным лавкам!

— Чудесная мысль, капитан, но прежде мне надо раздобыть денег. А поскольку во Франции их нет, вам придётся выйти в море и награбить для меня золота.

— Всенепременно!