Фантастика 2025-170 - Анатолий Анатольевич Логинов

И от Александры моя покорность не ускользнула.

– Освободи меня, – настойчиво повторяет она. Тон Александры становится суровее, но сейчас она дает мне шанс решить проблему мирным путем.

– Нет, – твержу я, и дракониха начинает наступать.

Не знаю, наблюдает ли за нами до сих пор тот цмок, но я выставляю указательный палец вперед, инстинктивно защищая себя как могу, и уверенно произношу:

– Нет. И ты не станешь меня больше просить.

Это приказ. Магический, обязывающий ее повиноваться.

И он работает.

Александра замолкает, губы ее плотно смыкаются, и она скрещивает руки на груди. Злится, негодует, но молчит. Круто разворачивается на пятках, идет быстрым шагом прочь.

Но я вдруг окликаю ее, сама не зная, чем вызван этот порыв.

– Александра!

Но она не реагирует.

– Александра… Ты же не ненавидишь их. Почему им вообще приходится тебя сковывать?

Понятия не имею, как мне пришло в голову такое спросить. Не в полной мере осознаю, что мной движет, но забрать слова назад не поможет даже магия.

Она внезапно поворачивается ко мне. Светло-серые глаза упираются в меня, просверливая во мне дыру.

– Я… – акцентирует она, хотя и цедит сквозь зубы, но получается четко и эмоционально. – Я не ненавижу их. Ты права.

Меня охватывает удивление. Она ответила мне, поскольку хотела, или потому, что мой вопрос тоже являлся своеобразным приказом?

– Желаешь знать, почему я так поступаю? – восклицает девушка, выпрямляя спину, вытягиваясь в струнку.

– Наверное… – выговаривает за меня моя подступившая нерешительность.

Я точно лезла не в свое дело, продолжала странную беседу в лесной глуши под полнолунным светом у ворот в ад, хотя надо было бы помолчать.

Но она не стала бы рассказывать, если бы не хотела. Я не повелевала ею сейчас.

– А что я должна была делать? – надменно осведомляется девушка. – Как еще поступить? – Черты ее личика заострились. На нем мелькнули интенсивной вспышкой – гнев, злость, обида и негодование.

И эмоции придали ей красок, которых недоставало внешности. Александра более не выглядела невзрачной. Она была яркой, яростной. Ненависть, запылавшая в ней, завораживала своей красотой.

– Они бросили меня, – добавила Александра. – Твой чудесный справедливый Ян, эгоцентричная Валентина… разумеется, безразличный Алексей и даже Константин! – Она сказала это так, будто последний был самым душевным и невинным членом семьи.

Я слушаю ее.

– Я была младшим ребенком, – продолжила она. – Пока они ходили в мир людей, я еще постигала наш мир – навь, и была привязана к родителям, была совсем юной и не опытной. У нас была большая семья, и я хотела, чтобы мы все были вместе. Чтобы любили друг друга. Чтобы между нами было единодушие и согласие. И поначалу так и было, а потом… Мамочка и папочка начали ссориться. Братья и сестры стали уходить в явь чаще, им проще было сбежать от этого, а я… Я была вынуждена оставаться с родителями, потому что все привыкли к подобному раскладу – и я, и они. Потому что родители во мне души не чаяли, ведь я была милой и очаровательной… когда-то. Потому что я была кем-то, кто с детства являлся для них связующим звеном, когда остальные их дети бывали дома изредка. Потому что, кто еще, если не я? Без меня они бы поубивали друг друга. Только я могла их остановить, их помирить. И иногда мне казалось, будто их брак держится только на факте моего присутствия рядом с ними. Я не могла просто так взять и уйти. Даже когда начала этого сильно хотеть. Отец обещал мне, что все будет хорошо. Будет как раньше. Но конфликты множились, и теперь они затрагивали не только нашу мать.

У папы возникла куча претензий к Яну и остальным. Я пыталась помирить родных и вернуть братьев и сестру домой. Но им не было до этого никакого дела. Они не желали возвращаться к папе, тем самым не желая возвращаться и ко мне. Они меня оставили, бросили. Я не знала иной жизни, кроме как в нави, мне никто не подсказал, что я могу быть свободной. По-настоящему свободной, не просто отделившись физически, а эмоционально. Никто не рассказал, как перестать мучиться от чувства вины из-за того, что, если я уйду – родители без меня не справятся. Да, я могла сбежать, но совершенно понятно, что на самом деле этого выбора я не имела, потому что моя свобода означала окончательный крах семьи.

Ян, Костя, Алексей и Тина никогда не поймут меня, а я их. Не пойму, каким образом так легко им далось решение отделиться, а они не догадаются, что невольно возложили на меня то, что было мне не по силам. Возложили на меня ответственность. Невольно, но обрекли меня на жизнь с родителями. И я просто хотела, чтобы наша семья стала наконец нормальной. Чтобы былые мир и согласие вернулись. Я просто хотела, чтобы все в нашей семье любили друг друга, а в итоге все возненавидели меня.

На несколько секунд я теряю дар речи. Не ожидала, что она расскажет мне нечто подобное. Я не ожидала, что подобные мысли, подобные чувства были у нее внутри.

Что-то есть в ее рассказе – нечто особенное… Заблуждение, несправедливость по отношению к ней остальных, ее слабость. Она – жертва. Виновная и одновременно невинная… Позволяла себя ранить и неосознанно причиняла вред близким. Не давала сдачи, поскольку находилась в плену эмоций, долга, наивных фантазий, манипуляций властного отца, застарелых обид.

Александра – определенно лучше, чем братья и сестры думали о ней.

Я сочувствовала Саше. Она вдруг открылась для меня с другой стороны. Думаю, она абсолютно не понята родными, которые никогда не ставили себя на ее место.

– Ты им говорила? – поинтересовалась я.

– Нет, – ответила она.

– Ты должна сказать.

– Даже если никто не спрашивает?

Мне стало грустно. Как же ее жаль. Я не имела братьев и сестер, не имела сложной семьи с запутанными отношениями. И я помнила рассказ Гая – когда их отец убил Алену и заточил Константина в пекле, Александра врала братьям о том, что Костя счастливо живет с возлюбленной в нави. Так же помнила, что именно Ян разразился гневом, отвернулся от младшего брата первым, когда выяснил, что тот собирается жениться на смертной девушке, собирается жить с ней, как с навкой, пренебрегая последствиями для ее души.

А Валентина, при всей своей язвительности, мощи, злости, трусила перед отцом, оставаясь в тени, не придя на помощь Яну, когда была ему и впрямь нужна, когда тот сражался в пекле с отцом. Хотя она –