Берег ночью. Сборник малой прозы. - Мария Семеновна Галина

Стволы во мраке чуть светились — иначе я вообще ничего бы не увидел.

— И что теперь, Матвей? — спросил я.

— Пойдем напрямик. — Сказал он, — через лес.

— Куда? В какую сторону?

— Море должно быть где — то поблизости, — ответил он, — погоди.

Мы замерли, прислушиваясь, но вместо шума волн, я услышал откуда — то издалека знакомый голос.

— Люк! — звал он тихо и печально, — Люк!

Я вцепился Матвею в руку.

— Это она! Она там, в лесу, совсем одна! Ей страшно!

— Ты так думаешь? — спросил он.

Я почти не мог разглядеть его лица.

— Люк, — тихо сказал голос откуда — то из тьмы, — Это ты?

Я выпустил руку Матвея, и, отбежав к темным стволам, крикнул:

— Тия?

— Ты уверен, что хочешь ее видеть? — спросил Матвей. — Что это все еще она?

— Я слышал ее. Это она. Она не может измениться… и потом… Ей так одиноко…

Он покачал головой.

— Люк! — раздалось уже ближе, — Люк!

— Тия! Мы здесь! Иди сюда!

У меня за спиной хрустнула ветка. Я обернулся. Матвея не было.

Я попятился, не отрывая глаз от смыкающейся вокруг стены леса.

— Люк! Где ты! — звал нежный голос.

Я не ответил. Огромный чужой мир окружал меня — я был совсем один в сердце молчаливой, выжидающей, напоенной странными запахами вселенной.

Голос все звал меня, но мне было некуда спешить. Я сел прямо на землю, обхватил колени руками и стал ждать.

Трава теперь обступила меня в точности как до того — деревья. Что — то там шевелилось, в этой траве. Я протянул руку, чтобы раздвинуть спутанные стебли и увидел крохотное, с мою ладонь, существо, вцепившееся лапками в верхушку стебля. Я, было, отпрянул, но она больше не двигалась. В сонном свете, исходящем от деревьев, я разглядел ее. Это была просто куколка, наподобие тех, что напали.

Я сидел и смотрел на нее — сморщенная, уродливая. Такая маленькая.

Должно быть ее стебель казался ей целым миром — единственным, за что стоит держаться.

Она была мертвая.

Верно, она была совсем мертвая, застывшая, карикатурное лицо обращено к небу, глаза затянуты мутной пленкой.

Потом что — то произошло.

На спине у нее появилась трещина — темная, чернее, чем она сама, и в этой расщелине шевелилось что — то влажное и дышащее.

Оно отчаянно карабкалось наружу, пытаясь выбраться из омертвевшей оболочки.

Выбралось.

И я увидел светляка. Я все никак не мог понять раньше — откуда они берутся. Да еще в таком количестве.

Весь он был полон холодным зеленым светом, таким чистым, что весь остальной мир по сравнению с ним казался просто мутным пятном. Он даже отбрасывал изумрудные отблески на все вокруг себя — на стебель, на сухую землю, на мою ладонь. Посидел немного рядом с пустующей оболочкой, потом расправил крылья и издал резкую торжествующую трель.

И улетел.

Я проводил взглядом слабеющий огонек и только тогда увидел темную фигуру, застывшую между стволами деревьев.

Он ничего не говорил — просто стоял и глаза у него светились холодным изумрудным пламенем.

Я не мог разглядеть его лица — было слишком темно, но я все равно знал, что он улыбается.

Я так и остался стоять на коленях, а он застыл в отдаленье, но все равно — совсем передо мной, прямо передо мной и улыбался, и кольцо деревьев обступало нас все теснее…

Почему он так смотрит на меня?

Мне страшно!

Луна во второй четверти

повесть

День первый

Берег виднелся совсем близко, но ботик лавировал между отмелей больше часа.

Когда она, наконец, неуклюже спрыгнула на мокрый причал, то оказалось, что на твердой земле слегка покачивает, как это бывает после долгого плавания по морю.

Она воровато оглянулась, стесняясь собственной неловкости, но всем было не до того. Ботик болтало, швартовочный канат то напрягался, то провисал. Артем какое-то время нерешительно примеривался, прежде чем перемахнуть к ней на причал. Глаза его с любопытством блеснули из-под надвинутой на лоб шерстяной шапочки.

Ладно, — сказала сама себе Варвара, — не так уж все плохо. По крайней мере, отогреемся, печку растопим…

Следом спрыгнул Анджей. Темка проделал какое-то неопределенное движение, нырнув корпусом вперед, но тот уже подавал руку Лере, и та, опираясь на эту руку, легко перенесла себя через полосу темной воды.

— Где овации? — произнес он, — где цветы? Где толпы встречающих?

— Пижон ты, Андрюха; — Пудик перебросил ему рюкзаки, прыгнул, чуть присел на крепких ногах.

Меланюк и Шерстобитов выбрались последними.

— Да, — быстро проговорил Шерстобитов, оглядывая подступающий к кромке обрыва лес и извилистый берег, устланный плавником, — хорошо… Амелин был прав, подходящее место — улавливаю.

В присутствии человека пространство сворачивалось как улитка, впуская в себя лишь до ближнего косогора, до островов, заслоняющих горизонт, до низких слоистых непрозрачных облаков, до черной стены леса над обрывом…

— А вот и туземец…— за всю дорогу от самой Москвы Анджей ни разу не сбился с этого своего, порядком уже поднадоевшего тона.

С сельской жизнью Варвара знакома была лишь понаслышке, но совершенно определенно знала, что, чем дальше от Москвы, тем люди приветливей. Они, во-первых, здороваются даже с незнакомыми, во-вторых, чуть не силком волокут в гости — чаю попить и послушать городские новости. Дружелюбные люди живут в деревне. Это все потому, что у них дефицит информации, рассудила Варвара и сложила озябшие губы в приветливую улыбку.

Но встречающий, спустившись на причал, молча прошел мимо. Принял у рулевого увесистый мешок, перекинул на доски, отцепил швартовочный конец… Полоса между бортом и причалом расширилась, мотор чихнул, выпустил облачко сизого дыма. Ботик описал полукруг, вывел на серой ряби ртутную серебристую полосу, и враскачку двинулся к дальнему острову. Встречавший проводил его взглядом, вскинул мешок на спину и лишь потом обернулся к ним.

— Чего вам?

Нет, подумала Варвара, дружелюбием тут и не пахнет.

— А что? — поднял брови Анджей, — мы случайно забрели в частные владения, сэр?

Тот неприязненно оглядел их. Глаза прозрачные, северные, из-под капюшона выбивались пряди неровно остриженных светлых волос.

— Туристы? — произнес с отвращением.

Шерстобитов и сам ненавидел туристов. Путаются под ногами, во все вмешиваются. Вытаптывают следы. Сбиваются, мямлят, лгут как очевидцы. Почему именно им, профанам, случайным свидетелям выпадает на долю увидеть то, о чем профессиональный контактер может лишь мечтать? У той силы, которая когда-то позвала Шерстобитова в бесконечную дорогу, было своеобразное чувство юмора.

— Мы — исследователи аномальных явлений, — он прислушался к тому, как это звучит,