Ветер перемен. Книга четвертая - Александр Заречный

о своих знаниях, тем более, что мало чего помнил. Но то, что Лариса Мондрус вместе со свои мужем Эгилом Шварцем эмигрируют из СССР, помнил. И было это в 1973 году. Значит решила "хлопнуть дверью"...

- Саша, так ты сыграешь соло в моих песнях? - Муслим решил переменить тему.

- Конечно, мы же договорились! - кивнул я и набравшись наглости добавил: - И если разрешите, даже спою пару куплетов. Для контраста.

- Ну, если ты так хочешь... - Магомаев был явно удивлён и скорее всего не очень доволен, но возражать не стал.

Наша группа выступала в этот день последней, что было понятно: днём зрители состояли в основном из публики постарше, а также чиновников разных рангов разных стран. Молодёжь подтягивалась ближе к вечеру. Я поневоле прослушал всех советских артистов. Всех их я знал по прошлой жизни, но слушал впервые, потому что заставить меня тогда слушать этот отстой не смог ни один преподаватель ни в музыкальной школе, ни в музучилище. А вот теперь приходилось, хотя мы в основном болтали между собой, да перекидывались несколькими словами с другими артистами, ждущими своего выхода. Впечатление, конечно было не ахти....

- Ой, она поёт нашу песню! - воскликнула Габи, когда Гелена Великанова запела знаменитые "Ландыши".

- Это не наша песня, солнышко, - улыбнулся я. - Я же тебе говорил, что это старая песня, а мы просто её осовременили, ну и текст на немецком ты написала. И как тебе её исполнение?

Габи состроила гримаску и посмотрела нам меня как бы извиняясь.

- Не нравится? - рассмеялся я.

- Как-то она поёт не так! По- старому, что ли?... - попыталась объяснить Габи. - И на месте стоит, как памятник. А это же веселая песня!

- А вот мы им всем и покажем, как её нужно петь!- подмигнул я ей.

- А вы тоже исполняете эту песню? - спросила Мондрус. Оказывается она всё слышала.

- Да, только мы её адаптировали под немецкую публику и Габи написала текст на немецком.

- Саша, следующие мы! - подошёл ко мне Магомаев. - " Синяя вечность".

- Моя любимая! - кивнул я. - Вы пойте, как обычно, а как закончите - продолжу я.

- Ну, смотри! - Муслим недоверчиво покрутил головой. - Музыкантов хоть предупреди!

- Обязательно, Муслим Магометович, не беспокойтесь! - беспечно улыбнулся я. -Тут такие профи сидят, что для них это семечки!

- Семечки? Ну-ну...

Зыкина закончила петь свою неизменную и самую, наверное знаменитую песню " Течёт река Волга", раскланялась под довольно громкие аплодисменты и с достоинством неся свою мощную фигуру, уплыла со сцены. Музыканты стали открывать ноты новой песни, а я подошёл к уже знакомому ударнику:

- Жорж, как только певец закончит и дирижёр даст отмашку оркестру, ты делаешь длинный брек по всей своей установке и я вступаю на гитаре в долю.

- Не проблема, Алекс! - улыбнулся в бороду Жорж. - С тобой интересно играть, всегда что-то новое придумаешь! А то я бы уже сдох здесь от скуки от некоторых "шедевров"!

- Потерпи немного, скоро мы выйдем! - подмигнул я ему и пошёл к дирижёру предупредить об изменениях.

Муслим запел и у меня мурашки побежали от макушки до самых пяток! Такой голосище! Я вспомнил, что после его смерти, читал что-то об уникальности его тембра. Даже не идеальные записи, которые мы слушали в юности, никого не могли оставить равнодушным, а тут - живое выступление и вот он - всего в шаге от меня! Песня была просто замечательная, но очень короткая и я решил слегка это дело поправить. Когда Муслим дошёл до финала и отгремел последний аккорд, я повернулся к Жоржу и после его длинного прохода по всем барабанам взрывным, "Гарри муровским" звуком на Гибсоне начал соло, сначала просто повторив мелодию песни, а дальше полез в дебри импровизации. Всласть отыграв соло, я неожиданно для всех запел третий, несуществующий куплет:

Вслед за звездою, в синюю вечность,

Сердце готово сорваться в полёт.

Сердце так верит, в радость и встречу,

Верит, что море любит и ждёт.

Краем глаза я увидел широко открытые в изумлении глаза Магомаева и с трудом подавил в себе желание исполнить припев в его первоначальном виде, который нравился Муслиму, но из-за опасения цензуры был им изменён. А были там такие слова:

О, море, море, грудью о скалы,

Ты разбиваешь и горе и боль.

Море, возьми меня в дальние страны,

В дальние страны, к любимой Ассоль!

На мой взгляд ничего здесь провокационного или, тем более, антисоветского не было, но всё -таки Магомаев выбрал более нейтральный вариант:

О море, море, преданным скалам

Ты ненадолго подаришь прибой.

Море, возьми меня, в дальние дали

Парусом алым, вместе с собой!

Ну да, советскому артисту негоже мечтать о дальних странах. Мечтай только о наших далях, вон они у нас какие - до самой Колымы!

Снова небольшое соло и ещё один, четвертый куплет:

Звучным призывом песня над морем.

Ей откликается пенный прибой.

Песню уносит, с чайками споря,

В синюю вечность, голос живой!

Пел я конечно совсем не так как Магомаев, но упорные занятия с Ключным и набирающий мощь голос был тоже не плох, хоть и совсем в другом диапазоне.

- Ну, Александр удивил ты меня! - Муслим не мог прийти в себя после того, как мы оказались за кулисами. - Соло, конечно отличное, но добавить два куплета вот так играючи к песне, над которой мы долго бились, это просто невероятно! Что я тебе говорил, Лариса!? - повернулся он к Мондрус.

- Да, мне понравилось! - улыбнулась Лариса. - И манера игры на гитаре!... - она закатила глаза. - Ничего подобного не слышала!

- Да это что! - отмахнулся Муслим. - Это только разминка для него. Вот послушаешь их песни, сама себе не поверишь!

- Муслим Магометович, ну я же не сейчас эти два куплета сочинил, - возразил я. - Мне ваша песня ещё со школьных лет нравилась, но очень уж она короткая! Вот я мучился-мучился и дописал кое-что.

Магомаев только покрутил головой.

Когда подошла наша очередь, уже совсем стемнело и публики явно прибавилось. Как только мы вышли на