Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

знаете, — он слегка улыбнулся, поглаживая бороду, — дошли купцы, которые его через всю Польшу везли, много чего понарассказывали, да и потом присматривали какое-то время за ним, пока шёл по России.

Я внимательно смотрел на него, пытаясь понять, говорит ли он правду.

— Ну а что ж тогда не спасли от душегубов? — чуть было не вспылил я, вспомнив, в каком состоянии нашёл Ричарда. Если за ним «присматривали», то почему позволили такому случиться?

Мой собеседник ответил спокойно, с философской невозмутимостью:

— Мы присматривали, ну а вмешиваться — зачем? Как судьбе было написано, пускай так и идёт, незачем вмешиваться. Вдруг история поменяется, не так ли, Егор Андреевич?

Его слова ударили меня, словно обухом по голове. Я понимал, что последняя фраза слишком открыто намекает на то, что та самая записка была от него. Кровь отхлынула от моего лица, а потом прилила обратно с такой силой, что в ушах зашумело. Я машинально оглянулся по сторонам, проверяя, не слышал ли кто наш разговор.

И тут я заметил, что и Захар греет уши неподалёку, делая вид, что проверяет колесо у телеги, и Фома рядом возится с упряжью, явно прислушиваясь к нашему разговору. Да и крестьяне, только что проводившие обоз, не спешили расходиться, бросая в нашу сторону любопытные взгляды.

Моя тайна была слишком опасной. Узнай кто из местных, что я не просто барин, а человек из будущего, из XXI века, — и неизвестно, чем бы это кончилось.

Я кивнул в сторону своей усадьбы:

— Может, в светлице пообщаемся, дабы крестьяне уши не грели? — предложил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — А потом байки не рассказывали про барина своего.

Потом, подумав, добавил, кивнув в сторону леса:

— Либо же вон можно пройтись да поговорить. С глазу на глаз, так сказать.

Тот на какую-то секунду задумался, слегка прищурив глаза и поглаживая бороду, словно взвешивая все «за» и «против». Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение.

— А давайте действительно пройдёмся, — сказал он наконец. — Природа у вас хорошая, да и дышится лучше, чем в городе.

Я лишь хмыкнул, не сдержав иронии:

— А то вы за полдня пути не надышались вдоволь.

Тот засмеялся — искренне, открыто, запрокинув голову. Смех у него был молодой, звонкий, совсем не вязавшийся с его степенным видом и сединой в бороде.

— Всё-то вы понимаете, Егор Андреевич, — сказал он, отсмеявшись и словно мы были старыми друзьями, продолжил: — Пойдёмте, нам никто не помешает, — добавил он, понизив голос до заговорщического шёпота.

И мы направились в сторону леса. Тропинка петляла между высоких сосен, уходя всё дальше от деревни.

Я шёл, погружённый в свои мысли, пытаясь понять — что ему от меня нужно?

Когда мы отошли от деревни на приличное расстояние — так, что голоса наши точно не донесутся до любопытствующих ушей, — мой собеседник остановился. Он выбрал место довольно продуманно: мы находились в тени подлеска, где густые ветви создавали естественную завесу от посторонних взглядов, но при этом он не стал углубляться в чащу. Отсюда всё ещё была видна его охрана, готовая в любой момент броситься на помощь своему господину.

Я невольно задумался над этим выбором места. Интересно, он так сильно надеется на сноровку своих людей, что в случае чего те успеют подоспеть? Или всё-таки рассчитывает больше на себя? Впрочем, раз он наводил обо мне справки, то, скорее всего, знает и о том, что в рукопашном бою я не слаб. Надежда Андреевна вполне могла об этом упомянуть, если вдруг у нее с ним состоялась беседа, могла рассказать о том, как я разбойников уложил. Да и кто-то из купцов или крестьян мог проболтаться — язык у простого народа длинный, особенно когда дело касается всяких диковинок и подвигов их барина.

А может, он просто рассчитывает на то, что его слова о неких других людях, которые придут за мной в случае его исчезновения, подействуют на меня устрашающе? Если так, то он явно не на то сделал ставку. Угрозы меня никогда не пугали — ни в прошлой жизни, ни в этой.

Пока я погружался в эти размышления, пытаясь понять психологию своего загадочного визитёра, он внимательно изучал моё лицо. Его острые глаза словно пытались прочесть мои мысли, понять, какое впечатление произвели на меня его слова.

Наконец, он принял для себя какое-то решение. Слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к звукам леса, он спросил тихо, почти доверительно:

— А кто следующий?

Всего два слова, но они прозвучали как гром среди ясного неба. Я почувствовал, как внутри всё сжалось в тугой узел. Ну всё, записка точно от него. Или, по крайней мере, ему доставлена, или он её читал. Нет больше никаких сомнений — этот человек знает обо мне всё или почти всё.

Я попытался взять себя в руки, не подать виду, что его вопрос застал меня врасплох. Слегка прищурившись, словно раздумывая над чем-то не слишком важным, я ответил вопросом на вопрос:

— А скажите, это разве настолько важно?

Он кивнул, и в его движении не было ни тени сомнения:

— Вы знаете, в контексте нашего разговора, наверное, нет, — признал он с неожиданной честностью, — но в целом интересно.

Я задумался. Стоило ли отвечать? С одной стороны, он уже знает главное — что я из будущего. С другой стороны, каждая новая информация может стать оружием против меня.

— Вы знаете, — сказал я наконец, вспомнив мудрую поговорку, которую часто цитировали в моём времени, — многие знания — многие печали. Раз вам неизвестно, кто был после Ельцина следующим правителем, то, может, это и к лучшему.

Тонкие губы моего собеседника дрогнули в усмешке:

— А тут вы правы, — согласился он с неожиданным пониманием. — Знаете, иногда неведение действительно благословенно. Особенно когда речь идёт о таких… глобальных вещах.

Он сделал небольшую паузу, словно собираясь с мыслями, потом продолжил уже более серьёзным тоном:

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить. — Мы навели о вас, Егор Андреевич, кое-какие справки.

Я замер, ощущая, как холодок пробегает по спине. Его тон был спокойным, деловым, но от этого ещё более зловещим.

— И сделали вывод, что вы попали в этот век именно в тот момент, когда истинного Егора Андреевича выгнали из родительского дома. — продолжал он.

Кровь