Темная сторона - Майк Гелприн

– Допилась Нинка, – тихо сказала мама. – Вот же: терпеть ее не могла, а все равно жалко.

– Как это допилась? – не понял я. – До чего?

– До того самого.

Я понял и заревел навзрыд. Мне было не просто жалко толстую, красивую и добрую тетю Нинку. Мне было плохо, очень плохо, гораздо хуже, чем когда от нас ушла невесть куда черепаха Степан. В школу я не пошел, а проревел весь день напролет, и мама даже хотела вызвать скорую, но посреди ночи слезы у меня иссякли.

Это была первая смерть в моей жизни. До этого умирали только на телевизионном экране, и справляться с жалостью мне кое-как удавалось.

Мне очень нравилось в школе. Я старательно учился, аккуратно готовил уроки и получал на занятиях сплошные пятерки. Мне полюбились учителя: и наша классная Варвара Алексеевна, и усатый строгий завуч Иван Иванович. И старенький доктор, у которого запросто можно было отпроситься с уроков. Я, правда, не отпрашивался ни разу. Но особенно мне нравились одноклассники, мои друзья. Все: и беленькая, голубоглазая и длинноносая Катя Остроумова, с которой сидел за одной партой, и кривой на оба глаза Дениска Петров, которому разрешили носить в классе темные очки, и все остальные.

– Моя мама сказала, что ты ангел, Улыбка, – сообщила однажды Катя. – Что совершенно особенный, других таких, мол, не бывает. Сказала, – Катя фыркнула, – что будет рада, если мы с тобой поженимся, когда вырастем.

Я зарделся от гордости и счастья, а потом сказал, что с удовольствием женился бы на Кате и, если она не хочет ждать, пока мы вырастем, могу жениться хоть сейчас.

Катя покраснела.

– Вот еще, – бросила она. – Ты, Улыбка, и в самом деле особенный. – Катя сделала паузу и добавила: – Придурок.

В третьем классе у нас появился новенький. Звали его Султан, а фамилия оказалась такой трудной, что даже наша классная проговаривала ее с запинкой. Был Султан смуглый, раскосый и постриженный наголо, – по его словам, чтоб боялись.

Учебу Султан терпеть не мог и особенно не любил арифметику.

– Мой дед, – говорил он, – считал так: на левой руке пять пальцев, на правой пять. Вместе десять. Все остальное – много. Отец считал так: хочешь купить пальто – отдай одного барана. Хочешь телевизор – отдай два барана. Хочешь жену – отдай полстада. Зачем считать, сколько в стаде баранов, – отдай половину и женись. Мой дед в школу не ходил, отец в школу не ходил, а их обоих все уважали.

Султан был старше меня почти на четыре года, потому что в первом классе учился два раза, а во втором целых три. Он никого не боялся, на переменах курил в туалете, а в кармане носил свинцовый кругляк под названием «кастет». Мне сразу очень понравился Султан, я хотел бы быть таким смелым и сильным, как он.

Однажды после уроков Султан сказал:

– Улыбка, придурок, иди сюда.

Я подошел.

– Останешься. Разговор есть.

Третьеклассники один за другим потянулись на выход. Мне показалось, что Катя Остроумова чего-то испугалась – так странно она на меня посмотрела.

Минуту спустя появились трое парней из девятого «А», их имен я не знал. Последней зашла и заперла за собой дверь стройная черноволосая Даша Воронина из восьмого «Б», про которую мальчишки поговаривали, что, мол, трахается. Даша мне очень нравилась, я часто представлял, как она это проделывает, и переживал, не больно ли ей. Однажды Дениска Петров, к которому я заглянул в гости, показал мне начало одного фильма. Там тоже трахались, и раздетая, в одних туфельках, девушка очень громко кричала. Я едва не заплакал от жалости. Дениска уверял, что дальше вообще атас. Хорошо, что внезапно вернулись его родители и ни до какого атаса дело не дошло.

– Улыбка, – подступился ко мне Султан, – знаешь, что у каждого уважаемого человека должна быть лошадь?

Я сказал, что не знал, но раз Султан говорит, значит, так оно и есть.

– Молодец, сообразительный, – хохотнула Даша Воронина.

– С этого дня ты будешь нашим конем, – заявил Султан. – Мы будем на тебе ездить в школу. По очереди.

Девятиклассники почему-то захихикали, хотя ничего смешного в словах Султана не было. Я растерялся.

– Зачем? – спросил я. – Разве на велосипеде не лучше?

– Настоящий придурок, – подал голос кто-то из троицы.

Султан довольно хрюкнул.

– А я вам говорил. Значит, так, Улыбка, сейчас будем тебя укрощать. Я первый. Нагибайся.

– Даму следует пропускать вперед, – заметила Даша.

– Слышал, придурок? – не стал спорить Султан. – Нагибайся, я сказал! Становись раком. Дашка первая.

В этот момент он перестал мне нравиться, и его повеления тоже. Я, конечно, не отказался бы притвориться лошадью, раз ребятам так уж хотелось. Но меня можно было об этом хотя бы вежливо попросить.

– Не буду, – упрямо сказал я.

Кто-то сзади сделал подсечку, я упал на коленки. Султан больно наступил на ноги. Еще двое схватили меня за плечи и пригнули лицом к полу.

– Залезай, Дашка. Пошел, Улыбка. Трусцой.

Я молча стерпел это, тем более что Даша оказалась не очень тяжелой. Я пронес ее по проходу между партами и обратно.

– Молодец, Улыбка, – похвалил Султан, когда всадница спрыгнула с моих плеч. – На сахарку. Заслужил.

Он с размаху съездил мне кулаком по зубам. Остальные рассмеялись. Я немедленно разревелся – мне было больно, очень больно, но не от удара, вовсе не от него. Мне не было дела до незнакомых старшеклассников. Но мне больше не нравился Султан. Совсем – я перестал считать его другом.

– И тебе сахарку, – выпалил я и размахнулся, чтобы его ударить.

Сделать это мне, конечно, не дали, да и не думаю, что мой слабосильный кулачок причинил бы Султану хоть какой-то вред. Но бить меня стали сразу, и били старательно, с удовольствием, по лицу, подхватывая и швыряя в круг всякий раз, когда я валился с ног.

– До смерти не забейте, – попросила стоявшая в сторонке Даша.

– А хоть и до смерти, – гоготнул Султан и дал мне оплеуху. – Одним придурком и плаксой меньше будет.

В следующий момент я, наконец, рухнул на пол разбитым лицом вниз. Перевернулся на спину и выдавил сквозь ставшие щербатыми десны:

– Сам придурок. Это тебя забьют до смерти.

Тогда Султан подскочил ко мне и размахнулся ногой, но в этот миг в дверь заколотили.

– Что здесь происходит? – ворвался в класс завуч Иван Иванович. За спиной у него я увидел Катю, и обида с болью вдруг ушли. Улыбка осталась.

Я пролежал в постели целую неделю. А когда появился в школе, узнал,