Меченый. Том 5. Линия разлома - Андрей Николаевич Савинков

консервативной, хочешь лейбористской, а можно и обеих сразу, — что даст результат буквально сразу, чем пытаться финансировать местных коммунистов, которые никогда, будем честны, в парламент не пройдут.

И вот этот тренд я начал менять достаточно активно. Ведь, как показало будущее, даже английские короли спокойно брали левый бабосик от нефтяных шейхов с Ближнего Востока за лоббирование собственных интересов. Кто сказал, что спустя 10–15 лет они не начнут массово отстаивать наши интересы. В конце концов, на западе продажных политиков не меньше, чем в родном отечестве, а скорее больше, глупо не пользоваться такими возможностями.

— Что?

— Разрешите я по этому поводу сделаю отдельный доклад, с более подробным раскрытием подробностей, — аккуратно предложил Русак. — На следующей неделе, когда и конечный результат будет объявлен.

— Добро! Жду, — резюмировал я и положил трубку. Потом подумал секунду и набрал председателя КПК.

Проблема заключалась в том, что разгромленные несколько лет назад ленинградские вместе с последними событиями очень резко вновь набрали силу. Государственный аппарат — это большая система сообщающихся сосудов, нельзя что-то достать из воздуха, можно только «переложить» с места на место, поэтому, проводя чистки партийцев из Средней Азии и Закавказья, нужно было откуда-то брать кадровый резерв. Нет ничего удивительного, что таким источником стал северо-запад СССР, который во главе с Соловьевым в час «Х» едва ли не первым выступил в поддержку «законной власти». При этом Юрий Филиппович уже имел статус кандидата в Политбюро — что, кстати, и обеспечило его лояльность в момент бунта — и вполне обоснованно рассчитывал подняться до полноценного члена главного политического органа страны. И это при том, что там уже сидел предыдущий ленинградский персек Зайков. А два человека — это уже как ни крути фракция. Надо нам это? Не надо!

Интерлюдия 3

Встреча в Лондоне

23 октября 1987 года; Лондон, Соединенное Королевство

THE TIMES: В Центральной Африке складывается новая реальность

По сведениям наших источников, Москва и Киншаса подписали договор о «дружбе и совместной разработке недр» — формула безобидная на бумаге, но чреватая тектоническими сдвигами на земле. Генерал Мобуту, чья стойкость много лет служила барьером от советского проникновения, теперь, по признаниям его окружения, всерьёз опасается удара в «мягкое подбрюшье» — с побережья Кабинды, где советское присутствие растёт как на дрожжах.

Кабинда — не просто анклав; это нефть, причалы и взлётные полосы. Из неё Москва способна за неделю перекроить баланс сил в устье Конго. Любая затяжная схватка обернётся катастрофой для торговли всего региона: достаточно перекрыть Заиру выход к океану — и поток руды, меди, кобальта иссякнет, а значит, пострадают все, от Киншасы до Роттердама.

Париж, похоже, понял угрозу: уже в следующем месяце в Киншасу должен прибыть некий высокопоставленный чиновник министерского уровня — миссия ясна, переломить тренд советского влияния, предложить Заиру альтернативу деньгам и обещаниям из Москвы. Лондон и Вашингтон не могут позволить себе наблюдать со стороны. Речь не о романтике флагов, а о твердых интересах: колтан, кобальт, энергия.

Открытой войны не хочет никто. Но, признаем, одними дипломатическими нотами проблему не решить. Зреет идея центральноафриканского альянса — неясного пока к сожалению состава — способной сдержать, а при необходимости и нейтрализовать плацдармы в Кабинде и Анголе, сорвав планы Москвы по созданию опорного пояса на Атлантике. Это не призыв к авантюре, а трезвый расчёт: без коллективного сдерживания «красная карта» будет разложена по всем столицам бассейна Конго.

Иллюзии вредны. Советская экспансия в Африке за последние два года полностью сменила вектор, идиология отброшена, сейчас в моде прагматизм и это может стать плохим сигналом. Если Запад и его африканские партнёры промедлят, «новый порядок» вытеснит европейское присутствие — экономическое, военное, димломатическое — с континента. Время действий исчисляется не годами, а месяцами.

Юрий Юрьевич Карнаух сидел за столиком типичного лондонского ресторанчика на Кэннон-стрит уровня «чуть выше среднего» и не торопясь пил кофе. Кофе был, по правде говоря, средний, да и сам район города тоже не отличался особой привлекательностью.

Чуть дальше на восток располагался Сити — деловое «сердце» города. Это только в школьных учебниках пишут, что в Сити заключаются сделки на миллиарды и расположено одно из отделений всемирного еврейского правительства. На самом деле этот район оккупирован менеджерами среднего звена, которые много получают, много о себе думают, отвечают за технические вопросы, обедают в паршивых забегаловках и надираются до беспамятства по пятницам, а серьезные вопросы решают совсем другие люди.

Еще дальше на восток на месте сносимых причалов некогда промышленного города собирались вскоре начать строить «второе Сити» — район Канэри Уорф. Разбогатевшие на торговле нефтью монархии Залива — не все, сауддиты продолжали например вкладываться в восстановление собственной территории, им было просто не до того — шустрым кабанчиком потащили денюжку в экономику бывшей метрополии. Что значит — хорошая дрессура, колониальной империи уже давно нет, а привычки старые вот так просто не изжить.

На запад по этой же улице находился собор Святого Павла, из которого местные джентльмены сделали туристическую достопримечательность. Карнаух был советским атеистом-материалистом, но даже его покоробила попытка содрать добрых три фунта за посещение вообще-то действовавшего англиканского собора. Не удивительно, что христиан всю дорогу преследуют скандалы один за другим и ничем католики от протестантов на самом деле не отличаются.

Чуть южнее протекала Темза и стоял перекинутый через нее Лондонский мост. Кое-кто путает его с тем самым Тауэрским мостом, который последние сто лет является символом британской столицы; Лондонский же мост ничего примечательного собой не представлял — унылая конструкция, собранная камня и чугуна и закатанная в асфальт. На той стороне раскинулся один из полутора десятков железнодорожных вокзалов столицы — зачем столько, кто бы знал, учитывая размеры острова и возможные пассажиропотоки — носящий то же имя, что и ближайший мост.

Больше всего официального советского миллионера удивляло то… что ничего его уже не удивляло, такой вот парадокс. Сколько стран он посетил за эти два года? Три десятка? Четыре? На всех континентах? Не на всех, до Австралии и Антарктиды еще не добирался, но имелись у финансиста подозрения, что рано или поздно судьба — и воля начальства, конечно, — закинет его и туда.

— Мистер Джонсон? — Именно на это имя ему выдали