Меченый. Том 5. Линия разлома - Андрей Николаевич Савинков

Прямо сейчас разрабатываются новые модели автоматов, которые будут иметь специальное подключение СовСети и в автоматическом режиме смогут сигнализировать о сокращении товарного запаса или нехватки отдельных позиций. Это не только позволит более чутко реагировать на народный спрос, но еще и позволит собирать статистику по потреблению гражданами различных товаров, что улучшит государственное планирование и позволит выйти на совсем новый уровень работы торговой отрасли народного хозяйства.

— Хм… А это что? — В корзине «входящих» обнаружился любопытный документ, где в распоряжении о награждении ветеранов спорта «под скрепочку» аккуратно было подложено постановление о расформировании общества «Спартак» с передачей его руководства и управления всем и объектами в ведение профсоюзов.

Какая-то такая история имелась и у меня в памяти, впрочем, без подробностей. Я в той жизни всегда за «Динамо» болел, поэтому неприятности главного конкурента воспринимались скорее как благо. Вот только в чем смысл такой перестановки, я так и не смог понять, и пояснительная записка тоже помочь не смогла. Там все как-то мутно расписывалось в стиле «усилить» и «углУбить», а вот практические моменты как-то аккуратно обходились стороной.

Поднял трубку, нажал на кнопку.

— Володя, а откуда пришел вот этот документ по обществу «Спартак»?

— Из канцелярии Лигачева, Михаил Сергеевич.

— Понял, — положил трубку, подумал немного, набрал нашего главного по идеологии. — Егор Кузьмич, а что это за затея с упразднением общества «Спартак», кому это в голову пришло, а главное — зачем?

— Хм… Не знаю, — в голосе Лигачева послышалось удивление, он явно в эту тему погружен не был, несмотря на то, что на документе стояла его подпись. Дело неприятное, но, будем честны, повсеместное. Человек — не компьютер, проанализировать всю входящую информацию не способен, зачастую приходится полагаться на помощников, подписывать то, что подсовывают, ознакамливаясь в лучшем случае поверхностно. И изменить это хрен получится, пока нас всех тут «Скайнет» не заменит. — А что там такого страшного?

— А зачем общество как самостоятельный субъект ликвидировать? Кому-то там в профсоюзах работы мало, хотят еще и спортом поруководить? Так давайте им нагрузку увеличим, какой смысл трогать то, что работает?

Выглядело это все крайне подозрительно и напоминало такой себе рейдерский захват. А если подумать глубже, и вспомнить, что у нас в прошлом году пошли советские футболисты на экспорт — из «Динамо» киевского вон чуть ли не весь основной состав продали, из-за чего клуб в этом году упал аж на 9 место в чемпионате — пошли, появился приток валюты, частью которой клубам разрешили распоряжаться относительно свободно… Через Внешторг, конечно, но без согласования с министерством, а это уже само по себе немалый ресурс. Вот выиграет «Спартак» чемпионат в этом году, продаст пару игроков, заработает десятку лямов баксов, а кто ими будет распоряжаться теперь?

— Надо у Русака спросить, что там происходит, — предыдущего председателя госкомспорта еще в начале года отправили на пенсию, поставив вместо него «молодого». Молодому было пятьдесят два года, но в целом в тренд на омоложение руководства страны он попадал.

Набрал Русака.

— Николай Иванович, добрый день. А подскажи, что это за инициатива с упразднением «Спартака»? — На той стороне трубки послышалось недовольное сопение.

(Русак Н. И.)

— Я был против, товарищ генеральный секретарь. Это Шанаев давит. Требует «усилить руководство» над спортивными обществами, а что там усиливать, у нас и так все отлично работает. А мне из ЦК звонили, говорили, что решение чуть ли не на Политбюро принято было, рекомендовали поддержать, как я мог сопротивляться?

— Понятно… — Ну, в общем-то, ничего нового. Обычная возня мышей под ковром, это так только кажется, что генсек в СССР всезнающ и всемогущ, а на самом деле миллион принимается решений, которые вообще мимо меня проходят. — Ты пока не торопись, Николай Иванович, тут не все так однозначно. Распоряжение я подписывать не буду, мы с товарищами еще обсудим. А чтобы, так сказать, на вопрос более объективно посмотреть, жду от тебя докладную записку по этому вопросу с твоими аргументами. На среду, сделаешь?

— Сделаю, товарищ генеральный секретарь! — В голосе руководителя госкомспорта послышались радостные нотки, очевидно, он с влиянием на часть спортивных обществ уже мысленно попрощался. Однако я ему радость быстро обломал.

— Еще один вопрос, неприятный. Что за хуйня происходила на матче «Зенит» — «Днепр»? Кто додумался устроить лотерею на стадионе? У вас что, совсем мозги поотсыхали, а если бы давка началась? И потом, вы правда думаете, что народ слепой, мне уже два сигнала по разным каналам поступило насчет того, кто выиграл самые ценные призы. Думаете, раз столица далеко, то можно своим автомобили раздавать? Как будто случайно их именно дети партийных работников выиграли и никто ни о чем не догадается?

История и правда выдалась премерзкая. В духе не наступивших — и надеюсь, что они не наступят вообще — тех самых «святых девяностых». Объявили лотерею, на стадион пришло куча народу, в два раза больше обычного, мелкие призы раздали народу, а крупные — своим. И прошло бы это дело мимо моего внимания, если бы не журналисты. Вот уж действительно неожиданная у нас «спецслужба» самоорганизовалась.

— Разберемся, товарищ генеральный секретарь, до меня сигнал уже тоже дошел. Найдем виновных, сделаем выводы по каждому, — голос на той стороне трубки уже откровенно подрагивал.

— Ты, Николай Иванович, смотри, чтобы выводы были достаточными. Я проверю, и если мне покажется, что какой-то несознательный коммунист пытается выгородить порочащих честь партии ублюдков, ведь и партбилет положить на стол можно, ты меня понимаешь?

— Понимаю, товарищ генеральный секретарь, не беспокойтесь.

— Ну хорошо, смотри, я проверю. И еще одно. Почему о такой херне я должен узнавать от наших журналистов? Почему сам не позвонил и не доложил? Чтобы это было в последний раз, считай, что выговор у тебя уже есть. Условный.

Тут нужно сделать отступление и немного обрисовать жизнь советского тележурналиста в эпоху бурного развития вещания. К осени 1987 у нас уже было 8 основных каналов, разбитых по направлениям, и, конечно, столь взрывной рост — с двух до восьми за два года — не мог не привести к дефициту материала. И это при том, что Политбюро — в моем, в основном, лице, но какая разница, — строго требовало закрывать вещательную сетку с шести утра и до часа ночи.

Было бы у нас 8 одинаковых