Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский

— Мы очень надеемся, — продолжает Таран.

Саня тоже здоровается с командирами и садится к стене. А Саблин подходит к ещё одной двери. И спрашивает у Капустина:

— У себя?

— Стучи, — откликается тот.

Глава 15

Короткович говорит по телефону, но машет ему рукой: заходите, прапорщик. Аким входит в маленький кабинет командира шестой сотни. Кабинет и вправду маленький, метров шесть всего: стол, шкаф с бумагами да пара стульев. Сотник указывает Акиму на стул перед собой: садитесь. Малюсенькое окошко зашторено, поток воздуха из кондиционера шевелит штору. Короткович заканчивает разговор:

— Я подготовлю список всех неисправностей в новой технике на этой неделе. Да. Так точно.

Он кладёт трубку и без прелюдий переходит к делу:

— У вас во взводе претензий к транспорту, кажется, нет?

— Не было… Но я уточню, — обещает Аким.

— Уточните, и побыстрее, — сотник не курит, ну, во всяком случае прапорщик никогда не видел его с сигаретой. Тем не менее он пододвигает Саблину пепельницу: курите. И спрашивает:

— Вы все свои дела поделали? Или у вас ещё какие-нибудь рейды намечаются?

И что сейчас Аким должен был ему ответить? Сказать: да, я всё сделал и теперь приступлю к своим непосредственным обязанностям? Ну да… А эти голые бабы, которых зовут новыми, сказали ему, что разберут Савченко на составные, если Саблин не добудет им шину эту долбаную. А чтобы шину добыть, нужно Глаза где-то на Оби, у Камня, успокоить. И как ему всё это совместить с исполнением своих прямых обязанностей, Саблин, признаться, не знал. И, конечно же, не знал, что теперь отвечать своему начальнику.

— Да ничего у меня пока больше не намечается, — наконец ответил прапорщик, так как командир ждал его ответа. Уставился на него и молча ждал. Соврал? Нет? Ну, он и вправду ещё ничего не знал…

— Пока! — Короткович сделал на этом акцент. — Вот именно, что пока, — Аким молчит, и сотник продолжает; — Вас, Саблин, очень ценит руководство. Я знаю вас лично, спрашивал про вас у других, и все, кто с вами знаком, все в один голос говорят, что вы хороший боец… Грамотный, хладнокровный… Но всё дело в том, прапорщик, что хороший боец и хороший офицер — это вовсе не одно и то же. А вы командир первого взвода, ваш взвод должен быть в сотне лучшим, образцово-показательным… А как он может быть лучшим, если командир подразделения всё время отсутствует?

— А что зам мой, не справляется? — интересуется Саблин. — Как мне кажется, он неплохо меня подменяет.

— Ваш зам очень умело имитирует бурную деятельность, — холодно выговаривает Короткович. — Хотя в этом, несомненно, есть свой плюс, он проводит в части всё время. Но, как я понял, ваш зам не пользуется во взводе большим авторитетом. Понимаете, Саблин? Каштенков, может, и в состоянии посчитать и принять на склад боеприпасы, но военному коллективу необходим ещё и настоящий руководитель. Командир. Вдумчивый, серьёзный, твёрдый и, главное, последовательный. Который свой взвод знает досконально! Всех людей поимённо. Все их слабые и сильные стороны. И умеет управлять ими в бою. Непререкаемый авторитет, которого в трудной ситуации не пошлют куда подальше. Понимаете?

— Постараюсь быть таким, — отвечает сотнику прапорщик.

Тут вдруг Короткович наваливается на стол, приближается к Акиму и говорит очень тихо:

— Послушайте, прапорщик… Я не знаю, какие у вас там дела с контрразведкой… Не знаю, и знать не хочу. Но вы уже давайте-ка определяйтесь: или вы занимаетесь взводом… или выполняете какие-то там задания. На двух таких стульях усидеть невозможно. Невозможно. В общем, вам нужно определиться. Иначе я вынужден буду подать рапорт на ваше смещение с должности.

И вот тут Аким чуть-чуть разозлился. Нет, конечно, он понимал, что сотник прав, понимал… Но всё равно ему было неприятно, что командир не хочет войти в его положение, рапортом пугает.

«Рапорт, говоришь?».

Саблин, так же, как и сотник, склоняется к столу и шепчет своему командиру:

— Мне эти поездки, знаете… тоже поперёк горла, у меня желание сгинуть в болоте… оно не сильно-то большое. Вы мою лодку видели? Она вся в дырах, варена-переварена. Казаки, что со мной в позапрошлый раз ходили, доспех ремонтировали, а рацию новую я за свои покупал. Но мне объяснили, что кто-то должен это всё делать. И если вы там что-то думаете… То стараюсь я не для себя, а для всех.

— Для всех — это для кого, для нашего полка? — так же тихо интересуется сотник.

— Для всех — это для всех вообще, — поясняет Аким. — Для людей.

Короткович, наверное, целую минуту смотрит на него и ничего не произносит, потом наконец откидывается на спинку стула и говорит:

— Займитесь оборудованием и транспортом, всё должно быть в полной исправности. Если нет, хочу, чтобы завтра у меня на столе были на этот счёт рапорты. Всё… Свободны.

— Есть, — Аким встаёт и выходит из кабинета.

— Ну что? — сразу говорит ему Каштенков, едва он покинул кабинет сотника. — Высказывал что-нибудь?

— Да так… Не шибко… Конечно, говорил, что командир взвода должен во взводе быть, а я сказал, что ты меня замещаешь… — отвечал Саблин. Он надел фуражку и достал сигареты — в кабинете у сотника он закурить не решился, а после такого разговора как раз захотелось. И Сашка сразу щёлкнул зажигалкой. Аким прикурил и пошёл к лестнице.

— Ну а он что тебе про меня-то сказал? — не отставал Каштенков.

— Да ничего, — отвечал прапорщик, — я говорю, у меня зам есть, ну, пока я в отлучке, а он… Ему тут и крыть нечем, раньше он про тебя больше всякого говорил. Ты это правильно делал, что в части каждый день торчал. Ему и сказать нечего.