Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Ой, да пожалуйста, – пренебрежительно сказала Нона, – просто скажи, что мне сделать.

Камилла улыбнулась ей. Ради этой улыбки Нона осталась бы жить, если бы ее мнения кто-то спрашивал. Она не ответила, только спросила у Ценой страданий:

– Сколько времени до заката?

– Больше восьми часов.

– Сможешь ли ты к тому времени разобраться с Шестым домом? И сможешь дать мне кое-что прямо сейчас?

– Ты обещала мне, я обещаю тебе – я дам тебе все ресурсы, какие смогу. Скажи, что тебе нужно.

– Ножницы, – ответила Камилла, – цветные линзы, – она посмотрела на расстегнутую рубашку Ноны, из-под которой виднелась футболка, – и самая черная одежда, которая у тебя есть.

Иоанн 9:22

Во сне он наконец привел ее к бетонной развалине. Ему потребовалось некоторое время, чтобы отгрести мусор от двери. Кажется, он хотел сделать это руками. Понаблюдав за ним час, она стала помогать. Камни резали пальцы и растягивали запястья, но порезы заживали так быстро, что им грозила опасность нарастить кожу прямо через край зазубренного осколка бетона, всосав в ладонь кусок стекла. Иногда так и случалось. Каждые пару часов приходилось делать паузу, чтобы он мог избавиться от мусора, случайно накопившегося под кожей.

Когда двери открылись, он отвел ее в комнату, где, по его словам, находился ресепшен. Вода разрушила комнату, но он утверждал, что она была разрушена еще до прихода воды. В какой-то момент стойку расколотили и привалили ею дверь, но потом дверь распахнулась и разбросала обломки по обе стороны комнаты. На полу стояли лужи зловонной воды и лежали кости – обломки костей, кости внутри одежды, кости с остатками мяса. Она обратила внимание на то, что на некоторых костях осталось мясо, и он велел остановиться. Некоторое время он не хотел идти дальше. Он постоял в вонючей дрянной тьме и сказал: «Они ясно дали понять, что арестуют любого, кто попытается присоединиться к нам. Люди все равно потекли потоком. Казалось, что к нам пришли полмира. На самом деле их было, не знаю, пара тысяч? Выступление в роли некроманта явно не принесло бы мне победы на выборах, но полиция страшно встревожилась. Международная линия партии сводилась к тому, что нашу проблему надо взять под контроль. ООН ввела миротворческий контингент из-за границы, и нашему правительству это не понравилось. Они сказали, что это не зона боевых действий, и они не хотят кровавой бани, и это вообще незаконно. Кого могли, мы забрали за стену. Я расширял эту штуку метр за метром, к этому моменту мне уже не нужны были коровы, потому что я мог выращивать материю с нуля, и это всех пугало еще сильнее. Это пугало даже А.

А говорил: “Материя так не работает. Ты творишь костяной партеногенез”. Я ему ответил, что это мамка его занималась костяным партеногенезом. А пообещал когда-нибудь меня убить».

Он сказал: «То, на что я был способен, не просто пугало людей снаружи. У нас заканчивались варианты экспериментов надо мной. Я становился сильнее каждую минуту. Последней границей, которую я не мог пересечь, оставалась душа. Монахиня М была убеждена, что этого-то мне и недоставало, и если бы я нашел последнее звено, отделявшее живое от мертвого, то приблизился бы к Богу. Она была права, но я не уверен, что она была права в том смысле, в котором думала».

Он сказал: «Я очень злился и нервничал, пытаясь понять это. Душа. Элемент X. Я знал, что единственный способ приблизиться к решению – это наблюдение за смертями. Мое желание сбылось. За стеной появилась куча новых верующих, они хотели войти и отказались отступить, вступили в перестрелку с толпой снаружи, и пять человек погибли».

Он сказал: «И я кое-что увидел».

Он сказал: «Но я не смог ничего с этим сделать, потому что выяснилось, что новые смерти похожи… похожи на крэк. Я никогда раньше не принимал крэк, но мне показалось, что так он и ощущается. Как будто мой мозг был настроен на насильственную смерть. Я чувствовал, как будто это происходит со мной. Как будто мне что-то вкололи в позвоночник. Я видел все. Я чувствовал все».

Он сказал: «Я взял энергию у этих пяти мертвецов и уложил всех людей с пушками в радиусе километра. Остановил сердца армейских, наемников, миротворцев, местных жителей.

Их было больше сотни, но я не стал разбираться.

Парочка из них сидели в вертолетах, но пилотов я не трогал, только тех, кто внутри. Просто – бам – и они мертвы. Это оказалось так легко. Как во сне. Я видел их всех так, как будто стоял рядом, чувствовал жар их тел и пульсацию крови. Это не потребовало усилий и не заняло времени. Это просто произошло. И чем больше я это делал, тем больше я мог видеть. Я оказался на грани чего-то безумного».

Он сказал: «Я пришел в себя, когда П начала меня трясти. Говорила о полицейском насилии. Спросила, какого черта я делаю. Она была зла. Один из немногих раз, когда я видел ее сердитой, один из немногих раз, когда я видел ее испуганной. Потому что я остановил сердца всех этих парней и не запустил обратно. Я сказал, что забыл. Она сказала, что раньше я никогда не забывал. Я поклялся, что не понимал, что делаю. А там оказались ее старые коллеги. Они вместе тренировались в Порируа и пили пиво. Я извинялся, говорил, что испугался, что это несчастный случай, что я не понимаю, что произошло, что я потерял голову, когда они открыли огонь. Я сказал, что совершил ошибку. В конце концов она смирилась, потому что этого требовали остальные. Только сказала: “Такие осторожные чуваки, как ты, не должны допускать несчастных случаев. Если у тебя есть пистолет, научись попадать в цель. Слишком многое поставлено на карту”. Бедный Г не знал, что делать. Он никогда не мог выбрать между мной и П».

Он сказал: «В конце концов мы втащили внутрь все трупы. Для армии скелетов, как я сказал. И я уже не шутил».

Какое-то время они оба молчали. Он пинал старый сырой мусор, от которого неприятно пахло. Запах он не убирал.

– Ты выяснил, что произошло? Из-за чего произошел несчастный случай? – спросила она.

Он повернулся к ней и слегка улыбнулся одной половиной рта. Во мне его новые глаза не выражали радости или грусти.

– Брось, любовь моя. Такие осторожные чуваки, как я, не допускают несчастных случаев, – сказал он.

22

Пять часов