Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

спустя Нона сама себя не узнавала. Это было хорошо, поскольку ей не суждено было быть самой собой; ей предстояло всего лишь отзываться на «Харрохак», или «Нонагесимус», или «Девятую». Ее полная неспособность ответить на «Харрохак» или «Девятую» привели к тому, что Камилла отказалась от всех вариантов, кроме «Нонагесимус», и добавила со вздохом:

– И не улыбайся.

– Я не буду улыбаться там, – пообещала Нона.

– И не поворачивайся ко мне, когда нервничаешь, – сказала Камилла.

– Обещаю.

– И не нервничай.

– Хорошо.

– И не показывай виду, что я что-то знаю или могу тебе как-то помочь.

Если бы Нона не знала, что не хочет быть рыжей, принцессой или некромантом, она бы совсем не захотела стать Харрохак Нонагесимус. Кэм обрезала ей косы и обстригла почти наголо, из-за чего она стала похожа на младенца матери Красавчика Руби, но не такого симпатичного и загадочного. У нее забрали футболку с эмблемой рыбного магазина и реквизировали у самого мелкого из членов Крови Эдема черную рубашку и брюки, которые все равно пришлось заколоть на бедрах. Харрохак Нонагесимус жила по правилам. Ей приходилось стоять очень прямо, ни за что не сутулиться и не чесаться, даже если чесалось, и постоянно хмуриться.

– Помни, Харроу, – сказала Камилла, – ты ничего не видишь, ты слепая.

Они взяли цветные линзы, небольшой пластиковый аппликатор и изменили глаза Ноны. В принципе, сквозь линзы она видела, хотя по краям все поле зрения было размыто, и при виде себя в зеркале она чуть не впала в истерику. Линзы покрыли ее красивые золотистые глаза густой мутной пленкой, сделав их серо-белыми. Белки казались грязными. Учинила это над ней лично Ценой страданий, которая закатала рукава и вела себя очень мило. Подошел кто-то еще из Крови Эдема, но Ценой страданий возразила:

– Позволь мне. У меня всегда хорошо получалась маскировка. – И она даже не разозлилась, когда Нона моргнула.

Ценой страданий наклонилась над Ноной, проверила положение пластиковых линз.

– Хорошо, что вы нам этого не сказали. Мы понятия не имели, что от воздействия Варуна Пожирателя или Зверя есть средства.

– Это пока теория, – коротко сказала Камилла, – нечто излучается в световом спектре. Поглощение глазами опаснее всего для мозга.

Это заставило Нону о чем-то задуматься. Оно царапалось где-то на краю ее мозга, ерзало и ворчало.

– Они бы всех расстреляли с катарактой, – заметила Ценой страданий.

– Вы уже расстреляли всех сумасшедших, – ответила Камилла.

– Выживание возможно благодаря осторожности, – сказала Богоматерь Страстей.

База Крови Эдема превратилась в шумный улей. В конференц-зал постоянно приходили солдаты, приносили материалы, отчеты, сэндвичи и уносили мусор. Поначалу возникла проблема: никто, кроме Ценой страданий – и Страсти! – не был готов находиться в одной комнате с Камиллой и Ноной, если они обе не были прикованы к стене, а Нона отказалась. Страсти притащила стулья, коробки и моток чего-то похожего на колючую проволоку и соорудила баррикаду, за которой спрятали Нону. Несколько солдат Крови Эдема согласились зайти в масках и с оружием, если Камилла и Нона будут за баррикадой.

– Чертовы идиоты, – сказала Страсти, – я их запомнила. Психологические развалины. Эта баррикада – ничто. Зомби может ее сломать за секунду. Если кто-то из них хотел в ударную группу, могут сразу пойти на хер.

– Ты невероятным образом злоупотребляешь властью, – сказала Ценой страданий.

– Командир, я бы не вела себя так плохо, если бы вы не поручили мне худшую работу в жизни.

– Вообще-то это была огромная привилегия.

– А я и не возражаю. Но это все равно худшая работа в моей жизни.

В этот момент Ноне очень нравилась Страсти. Она болталась поблизости во время всех приготовлений. Она не стала надевать маску обратно, и на ней были топ с тонкими бретельками и широкие штаны с огромными карманами. Короткие синие волосы она перетянула повязкой, чтобы они не лезли в глаза и не падали на брови со шрамами, и время от времени она кидала на Нону такие взгляды, как будто хотела ее убить. Нона постоянно хихикала, и за это ее ругали, потому что Харрохак Нонагесимус не хихикала.

В какой-то момент Нона забеспокоилась, потому что Камилла забилась в угол и принялась переписываться с Паламедом.

Паламед сосредоточился на переписке, только однажды посмотрел на Нону и сказал:

– Посмотри на меня так, как будто ты придумала, как меня убить. Хмурься сильнее. Боже мой, прекрасно. Знаешь, я ужасно скучаю по Харроу.

Затем он вернулся к своему письму. Когда он закончил, Камилла перечитала письмо кучу раз, и еще, и еще, а потом легла, подтянув колени к груди и выдыхая через нос. Нона подошла и легла рядом с ней.

– Слишком много? – прошептала Нона.

– Да, – коротко сказала Кэм, – уже проходит. Мы в порядке. Давай немного поспим.

Нона собиралась задать Камилле много-много вопросов, но при мысли о том, что им предстоит вместе спать, она забыла все. Она сама очень устала, и ее заставили съесть два сэндвича. Пока никто не смотрел, она обшарила ящик Ценой страданий со всякой канцелярией, нашла целый яркий розовый ластик и откусила от него огромный кусок, и ей стало намного лучше, но гораздо приятнее было спать рядом с Камиллой.

Когда она проснулась, линзы выпали, потому что она чесала глаза во сне, и Ценой страданий пришлось вставлять кусочки пластика обратно, но она даже ничего не сказала. И никто не попросил ее рассказать свой сон. Когда Ценой страданий закончила, Камилла сказала:

– Говори только «да» или «нет». Ианте может попытаться поговорить с тобой. Отказывайся отвечать.

– Грубо или мило?

– Грубо.

Нона почувствовала, что вполне на это способна.

– Все остальное время, – сказала Камилла, – веди себя как капитан.

Ноне захотелось сказать: «Это в смысле лежать?», но момент выглядел неподходящим для шуток. Кэм казалась слишком серьезной.

– Как будто у меня синее безумие? – медленно уточнила она.

– Да. Как будто ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы стоять и осознавать происходящее, но приступы безумия продолжаются.

– Как часто?

Камилла задумалась.

– Всякий раз, когда тебя спросят о чем-то сложном.

Это была единственная задача Ноны, за исключением того, что она переоделась и ей предстояло откликаться на имя Харрохак Нонагесимус. Кэм сказала, что ее основное дело – воплощать Раздражение. Нона спросила, была ли Харрохак Нонагесимус Раздражением в жизни, и Кэм ответила, что еще тем. Кажется, роль Камиллы была посложнее. Ценой страданий и Кэм долго переговаривались над картой, пока Страсти стояла у стены и чистила ногти ножом. Сердце Ноны романтически забилось.

Наконец Ценой страданий сдвинула брови и сказала:

– Мы обеспечим проход. Остальное зависит от тебя.

– Твоя роль? – спросила Камилла.

– Ктесифон два часа назад проник в одну из ячеек крыла Мерва.