Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

* * *

Танька поразила меня второй раз. Стоило нашей страсти утихнуть, как орка сразу же оделась, вооружилась ножом и пошла снимать шкуры с убитых волков. Удивительно непосредственное создание!

Я не стал валяться и думать о чувствах. Меня интересовал вожак. Не бывает таких чёрных здоровенных волков! По крайней мере, я о таких монстрах даже не слышал.

Вернее нет, как раз о таких о монстрах я слышал. Вам что-нибудь говорит прозвище «La Bestia de Gavaudan»? Если по-русски — «Жеводанский зверь»? Нет, не слышали? А между тем пару лет назад этим именем пугали в Париже детей. Жуткая зверюга размером с лошадь наводила ужас на жителей от Жеводана до Виваре. Жрала всех подряд: пастухов, женщин, детей, дворян и простолюдинов. Потребовалось вмешательство короля, огромная облава из пятисот ловчих и охотников, чтобы загнать и убить эту тварь. И знаете что? Это оказался гомункул, выращенный магом-недоучкой Антуаном Шастелем. Я присутствовал на Гревской площади, когда экспериментатора колесовали.

Мне не пришлось долго возиться с трупом вожака, чтобы понять — эта зверюга тоже создана колдовством. Только не выращена в колбе, в отличие от Жеводанского зверя. Это был обычный волк, изменённый чьим-то Талантом. Однако, поворот! Это кто здесь под Муромом развлекается трансмутацией? Что за доморощенный вивисектор? Найду и так надаю по «талантливой» заднице, что месяц сидеть не сможет.

На всякий случай я снял с остывающих эфирных линий слепок эманаций. По такому отпечатку легко можно опознать создателя чар.

— Константин Платонович, — ко мне подошла Танька. Руки орки были перепачканы кровью. — С этого тоже снимать?

— Снимай, — махнул я, — наш главный трофей.

— Огромный такой, — орка воткнула нож в тушу. — Я его так испужалась, так испужалась! Думала, сожрёт и косточек не оставит.

Я отошёл в сторонку, всё равно помочь ничем не могу.

— А вы его раз и всё! — девушка посмотрела на меня с восхищением. — Вы такой смелый, Константин Платонович!

— Угу.

Стараясь не рассмеяться, я кивнул. Кто бы говорил! Сама-то Танька оказалась не робкого десятка — несколько волков уложила ножом, причём не получила и царапины. Пожалуй, оставлю я девку при себе — пусть посмотрит на мир, а заодно мне поможет.

* * *

К людям мы вернулись аж под вечер на следующий день. Из леса Танька вывела прямо к Злобино, где я подрядил старосту выделать шкуры. Не самому же мне с ними возиться! А деревенские пусть заработают лишнюю копеечку.

В усадьбу нас довезли на телеге. Всё, хватит, находился пешком. В ближайшее время больше никаких лесов, охот и ночёвок под открытым небом. Барин я или не барин, в конце концов? Сейчас мне требуется баня, нормальный ужин и постель.

Но мирозданию было плевать, что я там хочу — у него были свои планы. Стоило нам спрыгнуть с телеги перед усадьбой, как из дома выбежала Настасья Филипповна.

— Константин Платонович! Константин Платонович! Как хорошо, что вы приехали!

— Что случилось?

— Дядя, Василий Фёдорович. Совсем ему плохо, зовёт вас.

Я сразу же хотел рвануть к нему, но ключница меня остановила.

— Константин Платонович, не настолько плохо. Вы сначала помойтесь, приведите себя в порядок, а потом уже навестите дядю.

Мне оставалось только хмыкнуть. Любят здесь шум поднимать по любому поводу. Чего было так кричать? В итоге я успел искупаться, поужинать и даже немного почитать, прежде чем появился Дворецкий и объявил:

— Константин Платонович, прошу следовать за мной.

Уже перед дверью в комнату дяди он остановился и тихо, почти шёпотом попросил:

— Василий Фёдорович совсем плох. Прошу вас, не перечьте ему, даже если он будет ругаться и сквернословить.

— Не волнуйтесь, — я хлопнул его по плечу, — всё сделаю как положено, с уважением и пиететом.

Дядя лежал в постели, укрытый одеялом до подбородка. Старик и правда был плох — он снова походил на высохшую жёлтую мумию. Только глаза горели злым тёмным огнём.

— Пришёл?

Он посмотрел на меня долгим протяжным взглядом.

— Пришёл, дядя.

— Хорошо. А ты выйди, — старик кивнул Дворецкому.

Тот коротко поклонился и исчез за дверью.

— Подумал?

Голос дяди скрипел песком по стеклу.

— Да. Я согласен.

В ответ раздался ехидный смешок:

— Смотри, пожалеешь потом, ан поздно будет.

— Не имею привычки жалеть. Что сделано, то сделано.

— Молодец, — старик слабо улыбнулся, — это правильно. Садись ближе, разговаривать будем.

Придвинув кресло, я сел и приготовился слушать.

* * *

— Настьку не обижай, — старик заставил меня взять бумагу и записывать, — пусть ключницей остаётся. А как старая станет и в маразм впадёт, пусть здесь живёт, не разоришься её кормить.

— Сделаем.

— Не перебивай. Дворецкий, Франц Карлович…

О, нашлось имя! А говорил, что никто не знает.

— Пусть тоже служит, он дело знает. А как захочет выйти в отставку, заплатишь ему три тысячи рублей. Цвергу, Лаврентию Павловичу…

— Он же говорит, что лепрекон!

— Врёт, собака, цверг он самый настоящий. И не перебивай, сколько раз говорить. Так вот ему ничего не плати. Он у меня столько денег нагрёб, что ему до смерти хватит.

— Записал.

— Крепостным моим на поминках выдать по рублю, включая детей. И детям отдельно — каждому по сахарному петушку.

— Угу.

— Дай посмотрю, что ты там накалякал.

Дядя, оживившийся совсем не как умирающий, выхватил у меня бумагу и принялся перечитывать. Ты смотри, как раззадорился старик! Может, ему каждый день распоряжения диктовать в качестве терапии?

— Ладно, с этим закончили, перейдём к тебе.

Он сунул мне листок и залез обратно под одеяло.

— Талант не разбазаривай. Никаких глупых чудес и фокусов на потеху девицам. Понял? Учись им пользоваться, тренируйся, но только по делу. Если будешь ерундой заниматься — можешь бессильным стать. Знаешь, сколько потомков знатных так оконфузилось? Потом локти кусали, ан всё, выкуси!

Я сделал себе пометку на память. Вот это действительно важно.

— Мёртвых старайся не тревожить. Ну, это я тебе говорил. Если в столицу вызовут да потребуют допрос дохляку чинить, требуй бумагу от архиерея.

— Да, я это помню.

— Если окажешься перед императрицей, да она станет тебя расспрашивать — говори: не слышал и не видел.

— Что не видел?

— Всё! Ты приехал, я с тобой даже не разговаривал. Быстро помер и наследство оставил. Понял? Ни о каких делах прошлого мы не говорили.

— Да мы и так…

— Вот и стой на своём: не был, не слушал, не знаю. А то матушка наша не любит, когда о её делах лишние головы в курсе.

— Понял, не дурак.

— Надеюсь, — дядя хихикнул. — Мне-то