Полет Птитса - Феликс Эйли

— Сию минуту, повелительница, — в зале раздался бесплотный голос.

Карл ещё не слышал, чтобы искусственный интеллект мог говорить с такой подобострастной интонацией.

— Аспид? — переспросил юноша.

— А. С. П. И. Д., — поправила Серпентира, — Автоматическая Система Пилотирования и Деструкции. На моём корабле нет команды — всю работу делает он сам.

Автоматические двери шлюза, обведённые зелёным, а не красным, как на всех остальных кораблях, распахнулись, и Леди повела инициата по длинному узкому коридору с металлическими стенами, по которым ползли трубы. «Внутри корабль похож на имперский», — подумал Карл, поднимаясь с Серпентирой в лифте, но изменил своё мнение, едва оказавшись на капитанском мостике.

— А. С. П. И. Д., свет! — скомандовала Серпентира.

— Да-да, моя повелительница! — продолжила лебезить Автоматическая Система, и на корабле загорелись газовые рожки.

Интерьер мостика напоминал готический собор. Просторный мрачный зал с высоким потолком, серые металлические стены с имитацией камня, сиреневые вытянутые окна и выключенные компьютерные терминалы рядом с ними, тёмно-зелёная ковровая дорожка на полу. Серпентира повела Карла на возвышение в конце зала, которое он мысленно окрестил солеей, и Авис отметил, что на фрегате нет никаких ступенек — только желоба и пандусы. Витражное окно на корме тоже было очень странным. На нём была изображена девушка в чёрном, которую тянули вниз тёмно-зелёные щупальца. Карл пригляделся и понял, что это были не щупальца, а змеиные хвосты. Девушка протянула руку к юноше в белом, которого сонм ангелов уносил на голубое небо вверх, к столбу жёлтого света.

— Хочешь перекусить? — Серпентира вручила Карлу красное яблоко.

— Спасибо, — не способный отказаться, он впился в фрукт зубами.

— Это единственное место на корабле, где дозволено быть людям, — заговорила Серпентира, — я мало кого сюда вожу, но ты, Авис, ты мне понравился. Разрушители, что родились здесь — например, Лорд Эпикратус и его сын Констриктор, размахивают моим именем словно знаменем, прикрывают свой недалёкий шовинизм моим авторитетом, но на самом деле я не смотрю на происхождение.

Карл промолчал, не зная, что ответить на такой монолог Серпентиры, и откусил от яблока ещё раз.

— Гораздо важнее для меня личность, — продолжила она, — психологический шовинизм более оправдан, хотя и более беспощаден. Мы с тобой весьма похожи, Авис. Поэтому ты мне и понравился.

«Я похож на эту тварь? Не может быть!» — подумал Карл, но продолжил слушать змею. Вдруг именно она поможет ему совладать с душевной болью?

— Я знаю о твоих неудачах, Авис, — голос Серпентиры, казалось, проникал через барабанные перепонки в самое нутро, — и я тебе сочувствую. Но ты пошёл по неверному пути — ты доверился людям, а настоящий разрушитель не должен этого делать.

Карл продолжил рассматривать затейливый витраж. Возможно, он изображал сюжет из Имперской Библии, но в Священном Писании такого вроде не было, как и в текстах других религий, которые он изучал в Тёмном Замке.

— Все вокруг тебя — твои враги, Авис. Но так и должно быть, так есть всегда. И твоё дело — пробить среди них себе дорогу. Не бойся быть злым и жестоким, Авис. Не смотри назад, не оглядывайся, никого не щади и никому не доверяй. Докажи остальным, что ты в них не нуждаешься, потому что ты лучше их по определению.

Карл подумал над словами Серпентиры и произнёс:

— Да, миледи.

Его ответ прозвучал неуверенно. Он так не хотел, чтобы сказанное змеёй оказалось правдой, но, похоже, она всё-таки была права.

— Не стоит тратить свою жизнь на разочарование в других людях, Авис, — говорила Серпентира, — они глупы и мелочны, они подобны песку под твоими ногами. Это истина такая же непреложная, как законы Вселенной — это и есть закон Вселенной. Путь Змеи — единственно возможный. Если ты по нему не пойдёшь, ты будешь до конца дней своих спотыкаться и обжигаться, а затем проклинать весь свет за свои же оплошности.

Неужели «Путь Змеи» был действительно единственно возможным? Карл испробовал множество путей, он верил, любил — но всё это пошло прахом. Ему сулили надежду, а Серпентира говорила, что надежды не было, и это придавало её словам честности. Поэтому гораздо лучше было принять это как данность раньше, чем разочаровываться в жизни снова и снова.

— Да, миледи, — Карл согласился со змеёй, проглотив сочную мякоть, — так и есть.

— Покажи себя лучшим в занятиях, Авис. Докажи, что ты достоин титула Лорда Разрушения.

— То, что было в эту сессию, больше не повторится, — сказал Карл, — обещаю.

— И ты сдержишь своё обещание, Авис. Ты сможешь пересдать те экзамены — мы тебе дадим такую возможность. Ты не должен упасть в глазах Совета Высших Лордов, Верховного Владыки Философа и в моих глазах. Я на тебя рассчитываю.

Карл посмотрел в красные глаза змеи. Они по-прежнему пугали Ависа, но уже в гораздо меньшей степени, ведь чудовище оказалось способно рассуждать и сочувствовать ему.

— Да, — сказал юноша уже более твёрдо, без всяких сомнений, — даю слово.

— Славно, — Серпентира высунула раздвоенный язык, — А. С. П. И. Д., утилизируй огрызок.

— Будет сделано, миледи, — пролепетал искусственный интеллект.

Карл бросил огрызок от яблока в открывшуюся в стене шахту мусоропровода.

Неожиданный разговор с Серпентирой на борту её фрегата стал одной из поворотных точек в жизни Карла. Он исправил результаты прежних экзаменов, а затем бросил все свои силы на учёбу. Предметы сменялись один за другим, и в каждом Авис старался быть лучшим. Он сдержал своё слово и сдавал экзамены исключительно на «хорошо» и «отлично».

Карл по-прежнему ни с кем не дружил и не вступал в отношения. Он вёл жизнь, близкую к затворнической, и старался свести общение с другими инициатами к минимуму. Из-за его замкнутости и честолюбия Ависа сторонились в группе. Тем не менее, он помнил наставления Серпентиры и не оглядывался назад — на других людей и на своё прошлое. Его умом завладела одна мысль — принести как можно больше пользы Разрушению, а в перспективе добраться до Земли и низвергнуть самого Бога-Императора вместе с Его главными прихлебателями.

Не успел Авис оглянуться, как пришла пора окончить обучение. Ребеллия порекомендовала ему связать свою дальнейшую судьбу с пропагандой, и он согласился — Карл не видел