Пулеметчик - Николай Соболев

– Спокойно. Так, российский подданный… Письмо с просьбой оказывать содействие…

– Mouchard? – спросил один из соседей.

– Mouchard, – ответил первый и, повернувшись к зажатому между ними филеру, спросил: – Тебя как, сразу прикончить или желаешь помучиться?

– Нет, нет, не надо! – испуганно зачастил филер. – У меня ведь одна голова на плечах. На моих руках семья, дети… пить, есть хотят. Мы тут ни при чем – исполняем, что прикажут… – он был уже близок к истерике, и только французский язык вопрошавших, настоящий, без малейшего акцента, давал малую надежду.

– Довольно, – оборвал его первый. – Отвечай на вопросы. Где служишь?

– Заграничная агентура Департамента полиции, – всхлипнув, ответил пойманный.

– Кто начальник?

– Статский советник Рачковский.

– Сколько вас в Париже?

– Трое.

– Врешь!

– Трое, не извольте сомневаться! – человечек выставил вперед ладони. – Еще бывшие ажаны, семь или восемь… нанимают время от времени для наблюдения.

– Какое было задание сегодня?

Маленькая, совсем маленькая пауза закончилась тычком чего-то твердого под ребра, он вздрогнул и, как в омут головой, бросился рассказывать.

– Съезд социалистов-революционеров. Установить место, установить проживание делегатов, в первую очередь Чернова, Гершуни и Большева. При необходимости вызвать на связь Кострова, дядю Володю или Виноградова.

После короткой паузы последовал жесткий вопрос.

– Кто такие, внешность, описание?

– Вот, пожалуйста, – он порылся в карманах и вытащил несколько листков бумаги.

– Хорошо, теперь подпиши вот это.

Настоящим даю согласие… Сотрудничать с вторым отделом… Министерства внутренних дел… Французской республики! Французы! Господи, слава тебе, французы! Подписать, аккуратнее, а то рука дрожит, хорошо, что карандаш, а то бы клякс наделал…

– И вот это.

Расписка… В получении 100 франков… Они еще и платят! Семья, дети, слава богу, слава богу…

– Ну что же, до встречи, – все трое поднялись и двинулись к выходу, но первый обернулся, сделал шаг назад и, оскалив крупные желтые зубы, наклонился к уху:

– Никому не говори. Не надо, – и скрылся за дверью, а филер дрожащей рукой махнул гарсону и заказал еще три коньяка.

За дверью кабачка «сотрудники второго отдела» разошлись в разные стороны, но уже наутро встретились снова, почему-то не в МВД, а в скромной квартирке в том же пригороде Сен-Дени, где их встретил Никита Вельяминов.

– Отлично, Мишель, что, прямо так перетрухнул?

– Да мы вообще боялись, что он в штаны наложит или обмочится, – хохотнули оба анархиста, третий их товарищ только молча ухмыльнулся. Мишеля и Жана снова привлек к нашим делам Савинков, благо заграничная агентура вилась вокруг съезда ПСР, как мухи вокруг меда. За какую-то неделю выявлено шестеро, из них двое дали подписку о сотрудничестве, да еще они сообщили о четырех провокаторах среди делегатов. Можно было добыть и третью подписку, но это решили отложить на потом, по рассказам сослуживцев, у агента была чрезвычайно ревнивая жена, так что пусть ребята потренируются и «медовые ловушки» ставить.

* * *

Весенние съезды обеих социалистических партий приняли несколько очень важных решений.

Самая драка случилась у эсдеков в Брюсселе между ленинцами и мартовцами, только позиции малость сместились ввиду наличия «платформы Большева». Аграрный вопрос включили в программу без возражений, потому как ожидался съезд эсеров и такую повестку отдавать друзьям-соперникам было никак нельзя. Право наций на самоопределение из программы вылетело, причем, что характерно, по настоянию поляков и бундовцев, считавших, что такое право приведет к всплеску национализма и дискриминации (как в воду глядели, только вот лет на девяносто ошиблись). Диктатуру пролетариата компромиссно прописали в качестве ну очень отдаленной цели, а вот членство приняли в «мягкой» форме. Бунд признали единственной еврейской рабочей партией, пусть они с другими еврейскими группами сами разбираются, Плеханов, разумеется, метал громы и молнии по поводу экономической части программы и в конце концов гордо покинул съезд.

Очень забавным вышло принятое по настоянию «большевиков»-большевцев заявление о союзниках: партия декларировала, что считает таковыми всех, нацеленных на свержение самодержавия, и готова с ними сотрудничать. Понимай как хочешь, только ли о социалистических группах идет речь или это сигнал всяким там англичанам и японцам. Впрочем, так и было задумано, нам нужна была приманка для «чужих» денег.

Примерно в том же духе прошел съезд эсеров – «большевики» во главе с Черновым с несколько меньшей интенсивностью поцапались с боевиками Гершуни, приняли программу социализации земли, так и не отказались от применения террора, хотя и смягчили формулировки и тоже бахнули широковещательное заявление о бескомпромиссной борьбе с царизмом и необходимости широкого союза.

Потом все разъехались информировать комитеты на местах, но в мае Зубатов таки смог выследить и арестовать Гершуни, Боевая организация лишилась второго подряд руководителя, и все ее дела остались на откуп Азефу.

* * *

Вторую партию пулеметов датчане продали нам без вопросов, стоило лишь мне и Красину привезти уже подписанные венесуэльцами бумаги. Ну а что, солидные клиенты, ничто так не укрепляет доверие, как предоплата. А уж сеялки-веялки мы купили вообще влет, и отправился кораблик с подобранной командой на Борнхольм, «ремонтировать машину» и менять документы. Ну а мы двинулись в Стокгольм, встречать груз и готовить его дальнейшую переброску в Финляндию.

Это просто счастье, что морской путь из Дании в Швецию занимает всего 3–4 часа, мне на несколько лет вперед хватит морских путешествий… За три дня в Стокгольме мы с Леонидом встретились с местными социал-демократами и договорились о школах «практиков», причем даже не об одной, а сразу о трех – народу у нас прибавлялось и готовить решили по максимуму, бог его знает, как там дальше повернется, деньги пока есть, а люди всегда пригодятся.

А пока пароход не пришел, мы гуляли по городу и обсуждали наши дела. Бродили мы все больше в Вазастане, где водятся настоящие карлсоны, а еще – очень много ручных тележек и мальчишек школьного возраста, причем большинство из них носили матроски. Я еще поинтересовался у местных, что это, форма в гимназиях или что? Нет, просто популярная детская одежда – матроска, бескозырка, брючки чуть ниже колен и чулки. Вообще, если бы не вывески и не язык вокруг, вполне можно было посчитать себя в Петербурге. Примерно одинаковая архитектура, мужчины в пиджаках и котелках, дамы в умопомрачительных шляпках, даже платки babushka, как их называли современные мне европейцы, присутствовали в количестве, видимо, их носили жительницы рабочих окраин и пригородных сел. Впечатление несколько смазывали военные в смешных каскетках и основательные полицейские в шинелях в пол с двумя рядами блестящих пуговиц и почему-то в касках германского типа, с пикой на макушке.

– Что думаете насчет этого