Испивший тьмы - Замиль Ахтар

Рука Мары дрожала, и я взял ее в свою, чтобы прокурор не заметил, как она волнуется, и в попытке окончательно убедить, что мы муж и жена.

– Я хотела бы подать на них официальную жалобу, – сказала Мара.

Если получится, ей потребуются более жесткие формулировки. Но сейчас я ждал, что еще она скажет.

– Разумеется, дорогая моя. – Прокурор достал перо и пергамент. – Если тебе известно его имя, я обращусь к их старшим чинам. Если он признается в преступлении, мы возместим вам то, что пришлось заплатить сегодня.

– Имя этого человека – Антонио, – сказала она. – Для своих товарищей по команде – Две Аркебузы. Только он еще не худший из них. Далеко не худший.

– Что ты хочешь этим сказать?

Мара вдохнула поглубже:

– Там есть человек по имени Ион. Под тогой он носит рубаху, покрытую кровавыми письменами. Этот человек практикует кровавую магию, в том числе использует парящие глаза. Есть еще один, по имени Васко. Этот может изменять движение звезд днем и тем самым творить колдовство.

Прокурор уронил и перо, и челюсть.

– Похоже, мне следует вызвать кого-нибудь старше по чину. – Он поднялся и вышел. – Одну минуту.

Я отпустил руку Мары.

– Ты хорошо справилась.

– Разве? – Она закрыла лицо руками. – Или погубила всех нас.

10. Васко

Я приказал одному из своих людей скакать в монастырь и привезти Иона. Хит останется с Тревором, пока тот не поправится. Через несколько дней все мы поедем в Семпурис. А до этого мы с Ионом постараемся вернуть Мару.

Чтобы соединять звезды, я должен держать за руку того, кто меня любит. Среди моей команды таких людей было трое, Ион – главный из них.

Любовь принимает много форм. Физическая или платоническая. Энергичная или спокойная. Новая или как выдержанное вино. Вне зависимости от формы ее трудно получить и сохранить. Тебя могут полюбить за красоту, но красота увядает. Тебя могут полюбить за преданность, но жизнь склонна испытывать и разрывать даже самые крепкие связи.

Однако душа все это преодолевает. Мы любили друг друга, когда наши души делили один дом. Ион, Хит, Тревор, Мара – каждый из них был там со мной. Только Мара отказывалась вспоминать. Отказывалась признать, что мы вышли из общего моря душ. Что все мы жили на том острове с пирамидами, чьи вершины терялись в облаках, среди существ, чьи ноги погружались в море, а головы упирались в небеса.

Там были и другие. Например, Айкард и те, чьи имена мне даже неизвестны. Но, увидев их души, я тотчас же их узнаю. А как только они вспомнят, то полюбят меня, как полюблю и я в ответ.

Свежая повязка на запястье Двух Аркебуз подтвердила мои подозрения. Она «под защитой» Михея.

– Вас видели люди императора? – спросил я.

– Мы быстро оттуда смылись. Солдатня нас не засекла.

– Ты уверен?

– На постоялом дворе я поселился под фальшивым именем. Ни один след не приведет к Компании.

– Но Мару и Михея арестовали?

Две Аркебузы кивнул.

И теперь возникла новая проблема. Будет трудно, если вообще возможно, освободить Мару из-под стражи. Средствами, подвластными человеку.

– Я же велел вам действовать осторожно, – сказал я. – Не прибегать к насилию.

Все равно что просить поэта не использовать слова.

– Не я начал драку.

– Хочешь сказать, ее начал Михей? Он уж точно не дурак.

– Как и я. Первым выстрелил мальчишка.

– И ты позволил десятилетнему мальчишке диктовать ход событий?

– Этот десятилетний мальчишка уложил Тревора.

– Ты так стремишься оказаться рядом с Тревором в лазарете? – Я покачал головой. – А знаешь, что я думаю? Я думаю, ты их спровоцировал. И считаю это неподчинением. Я мог бы тебя наказать.

Он искоса посмотрел на меня:

– А что насчет тебя, капитан?

– А что насчет меня?

Он уставился в пол:

– Ладно, забудь.

– Нет, я хочу это услышать. Что насчет меня, Антонио?

– Неужели одна женщина важнее всей империи? Создается такое впечатление, что пара сисек отвлекла тебя от всего остального.

Я старался дышать ровнее, чтобы не вскипеть от гнева.

– Я твой капитан. И я решаю, что важно, а что нет. Я ни на что не отвлекся. – Я все-таки повысил голос. Были б мы на море, в его словах я учуял бы привкус мятежа. – В следующий раз выбирай методы тщательнее. Все ясно?

– Да.

– Да, капитан, все ясно.

– Да, капитан, все ясно.

– Хорошо. А теперь ступай, остудись в борделе. Я вызову тебя, когда понадобишься.

Вскоре должен был появиться Ион. Чем меньше свидетелей наших темных дел, тем лучше.

Я покинул покои, предоставленные мне в Высоком замке, и перебрался на постоялый двор в Ладони. Я выбрал именно его, потому что здесь тоже был бордель, но Две Аркебузы и остальные его не посещали. Владельцы борделей умеют хранить тайну и не рассказывают про клиентов имперским чиновникам.

Судя по всему, люди императора за мной следили, поэтому я решил пройти через катакомбы. Сотни лет назад катакомбы были отдельным районом под названием «Душа». Там жили тысячи людей – и были более свободными, чем на поверхности.

История гласит, что из глубин появился Падший ангел. Он пел песнь тьмы, и те, кто слышал ее, сходили с ума и слепо следовали за ним, в основном это были дети. Падший ангел вел их все ниже и ниже извилистым путем, пока они не достигли Лабиринта. Никого из них больше не видели.

После этого лишь редкие храбрецы отваживались жить внизу. С тех пор Душа превратилась в пустую оболочку.

Но все равно приносила пользу: когда я только поступил в Компанию, мне поручили провозить в город контрабандный груз. Катакомбы прекрасно для этого подходили, так что я знал подземный путь между Головой и Ладонью.

Ладонь была красивейшим местом. На мощеных улицах, проложенных в идеальном порядке, выстроились великолепные виллы с красными крышами. В большинстве из них имелась собственная ванная, хотя общественные бани были чистыми и удобными. Рынки были менее многолюдны, чем в Ступнях, и ломились от тонкой парчи и пряностей с Восточных островов, доставленных этим неблагодарным душам нашей Компанией.

Бордели тоже были шикарные. На сценах танцевали женщины даже из Шелковых земель. В том заведении, где я остановился, ставили фривольные спектакли, которые посещали даже экзархи. Сегодняшний спектакль назывался «Султан и его сводная сестра». Крестейцы любили изображать восточных людей развратными, а сами были очарованы тем презренным развратом.

Если пришлось бы описать крестейцев одним словом, это было бы слово «лицемер». Все они такие. Когда один крестеец критикует