Возвращение. Часть II - Даниил Корнаков

Глава 7

На грани

По салону «Марты» разносилась убаюкивающая колыбельная матери. Ласковый шёпот усыпил несколькими минутами ранее покормленного малыша, и когда песнь закончилась, всех окружила гробовая тишина. Один лишь ветер посвистывал снаружи, чуть расшатывая вездеход.

Маша не отрывала взгляда от окна, глядя туда, где Матвей еще недавно скрылся за линией горизонта. Арина, нахохлившись, сидела сзади с поджатыми коленями и всматривалась в белизну за окном.

Лейгур стоял снаружи, пытался оживить вездеход. Пустая трата времени — это все знали, — но всё же питали надежду на чудо. Вот сейчас пол под ногами задрожит, в кузове загремит сердце «Марты» и все выдохнут с облегчением. Слепая вера в подобный исход помогала им не лишиться рассудка. Ну и разумеется Матвей. Слабое упование на успех его безумного похода было единственным поводом не мириться с приближением смерти, а продолжать бороться.

Надя заметила Тихона, чей обремененный некоей тяжелой думой взгляд уставился в спинку сиденья. Она понаблюдала за ним, не пошевелиться ли мальчик? Но тот долгие десять минут оставался неподвижным.

Его прежде разнузданная речь сдала обороты, да и в целом он стал менее говорлив. Надя обратила на это внимание ещё в «Мак-Мердо», когда мальчишка почти все дни проводил наедине с собой в выделенной ему комнатёнке.

— Эй, — окликнула она его.

Мысли Тихона отказались его отпускать.

— Тихон! — чуть громче произнесла Надя.

Мальчик встрепенулся, посмотрел в окно, потом на неё.

— Да? Что?..

Она не знала, как к нему подступиться. Решила, что для начала нужно сократить между ними расстояние, и села рядом.

Ей долго не приходило в голову, с чего бы начать беседу. К счастью, Тихон выручил её с этим и заговорил первым:

— Как Йован?

— О, неплохо. Особенно после того, как воздух вновь стал обычным, а не как на «Востоке». — Её взгляд упал на спящее лицо малыша, и сердце наполнилось горячим волнением. Только они пережили очередное испытание на отдаленной станции, как судьба, по жестокой привычке, подкидывает им еще одно.

— Ты знаешь, он похож на него, — сказал Тихон, разделяя его внимание к малышу. — На Йована. Того самого…

Надя чуть заметно улыбнулась. Йован… Кажется, этот человек существовал в другой жизни. Далекий призрак, который порой тревожил ее мысли.

— У тебя всё хорошо? — спросила Надя, желая не заговаривать про Йована. — В последнее время ты не хамишь, да и вообще превратился в приятного юношу.

Тихон никак не отреагировал на ее колкое, сказанное с иронией, замечание. Лицо парня только побледнело, а взгляд устремился в пол.

— Ты можешь мне рассказать, — сказала она ласковее, коснулась его ладони и погладила большим пальцем запястье. — Знаешь, не обязательно держать это в себе.

Тихон прикусил нижнюю губу, оглянулся на малыша.

— Тима, не могу перестать думать о нём.

— Твой брат?

Парень быстро закивал и почесал нос тыльной стороной руки.

— Когда он был мёртв… — продолжал Тихон, — ну то есть, когда я думал, что он был мёртв, мне было даже как-то легче. — Его лицо сморщилось. — Фу, до чего ж мерзко это звучит…

Он немного помолчал.

— Я уверен, что поступил правильно с ним, там, на «Палмере», — продолжал он, — но вместе с тем чувствую вину. Ведь он же мой брат! Мы с ним столько дерьма хлебнули… — Он покосился на малыша, прикрыл ладонью рот. — Ой, прошу прощения, я имел в виду, что мы столько всего с ним пережили, а я блин в ногу ему выстрелил, ещё и бросил истекать кровью! — Его большие глаза обратились к Наде. — Разве братья так поступают? Да, он, конечно, полный кретин, но… он же ведь мой брат.

И ещё чуть помолчав, добавил:

— Что я ему скажу, если когда-нибудь увижу вновь? Вот о чём я думаю все эти дни, и мне ничего в голову не приходит. Ничегошеньки.

Надя долго молчала, размышляя над словами мальчика.

— У меня была сестра, — сказала она.

Внутренний взор нарисовал Таню, какой она её запомнила навсегда: веснушки на щеках, русые, непослушные копны волос, в которых застревала расчёска, не сползающая с лица улыбка и миленькая родинка на шее сбоку.

— Она была примерно твоего возраста, когда погибла, много лет назад. Замерзла насмерть, в вездеходе… — От осознания этого на её лице возникла невольная ухмылка. Совершенно случайно она связала слова Маши о боге, произнесенные ею давеча, и трагедию с сестрой. Невольно напрашивались мысли об извращенной любви этого самого бога к подстраиванию злобных ироний.

— В… вездеходе? — словно не веря своим ушам, спросил Тихон.

— Да, именно так. Как и мы, она застряла в этих самых краях. — Её взгляд обратился к тронутому изморосью окно. — С одной лишь разницей, что случилось это намного дальше от станции, отчего её нашли не сразу, а только спустя несколько месяцев. Прежде чем это произошло, мы с ней сильно поругались. Собственно, именно эта ссора и стала причиной, побудившей её сбежать…

Надя посмотрела в лицо Тихона и испытала щемящее чувство стыда за то, что ещё совсем недавно ненавидела этого парня лишь за его небольшое сходство с Денисом — юношей, с которым Таня сбежала и в объятиях которого встретила мучительную смерть.

А потом был Танин дневник, где на последних страницах она винила в своей гибели старшую сестру. Написанные кривым, по всей видимости от холодной дрожи почерком, жуткие слова были обращены к Наде. Таня желала ей только одного — однажды пройти через тот же кошмар, что приходилось переживать ей самой, пока она писала эти строки.

И вот ее проклятье — иначе это не назовёшь, — воплощалось в жизнь. И что более примечательно, как и её беременная к тому времени младшая сестра, Надя стояла на пороге смерти, держа у сердца своего ребёнка.

Да, бог действительно есть. И он воздает по заслугам Наде Соболеву прямо сейчас.

— Если бы она вдруг сейчас оказалась здесь, передо мной, живой… — Надя обернулась к пустому пространству возле себя, — я бы сказала ей, как сильно её люблю, и что никогда больше не посмею причинить ей боль. Никогда больше.

Тихон покосился на свою собеседницу и снова уставил задумчивый взгляд в спинку кресла.

Надя отдёрнула от него руку, сжала пальцы в кулак и подышала в него, согреваясь.

— Мне одной