Имперский повар 4 - Вадим Фарг

И его последние слова: «Прости, Игорь. Я не смог…».

Я думал, он о том, что не смог стать хорошим отцом. А он, чёрт возьми, не смог защитить нас от той тени, от которой прятался всю жизнь.

Пазл сложился. Кривой, уродливый, но теперь я видел всю картину.

— Он просил о помощи, — закончил барон свой рассказ. Он смотрел на меня так, будто осчастливил великим одолжением. — Просил помочь ему затеряться, начать тихую жизнь. Мы, конечно, пошли навстречу. В память о вашей матери.

Он отпил ещё воды.

— Мы купили для него ту самую закусочную в Зареченске. «Очаг». И он много лет честно выплачивал нам её стоимость. Что-то вроде аренды с выкупом. Он как раз всё погасил незадолго до своей… смерти. Вы с сестрой этого, конечно, не знали. Для вас это было просто наследство. Но вернуться, снова стать частью гильдии, он отказался. Наотрез. Страх оказался сильнее.

Ага, помогли. Не просто так, а в долг. Посадили на крючок, чтобы сидел тихо и не дёргался. И всё это время просто наблюдали со стороны. Интересно, а если бы отец не смог платить, они бы просто вышвырнули нас на улицу? Молодцы, нечего сказать.

Я постарался изобразить на лице благодарность.

— Спасибо, что рассказали. Теперь многое встало на свои места. Но не всё.

Я чуть наклонился вперёд, глядя прямо в глаза Воронкову.

— А тот чиновник, Сарен Татанян, из-за которого у отца сердце прихватило… Он-то в этой истории кто?

Воронков нахмурился. Вопрос ему явно пришёлся не по душе.

— Мы не знаем точно, — ответил он, помолчав. — Мы так и не выяснили, что именно он узнал. Скорее всего, он каким-то образом понял, кто ваш отец, и решил его шантажировать. Но не успел. Сердце у твоего отца было уже ни к чёрту.

— Странно это всё, — протянул я, будто размышляя вслух. — Особенно если учесть, что в тот вечер в «Очаге» был не только этот Татанян. Там был и сам граф Яровой.

Я бросил эту фразу как бы невзначай. И попал в яблочко.

В комнате снова повисла тишина. Но теперь она была другой. Не торжественной, а какой-то злой и напряжённой. Воронков разом перестал быть похожим на благородного господина. Он просто пялился на меня, не скрывая изумления. Купец Рузовский как-то странно крякнул и подавился воздухом. Даже военный, который всё это время сидел как истукан, чуть повернул голову, и в его глазах блеснул интерес.

Они не знали.

Эти важные господа, которые ворочают миллионами и считают себя кукловодами, не знали самого главного. Что их заклятый враг сидел в паре метров от моего отца в его последний вечер.

— Граф Яровой? В захолустной забегаловке в Зареченске? — недоверчиво переспросила баронесса, и в её голосе больше не было томных ноток, только чистое удивление. — Вы уверены, господин Белославов?

— Абсолютно, — кивнул я. — Не самое подходящее место для такой важной птицы, не находите?

Воронков тут же взял себя в руки. Бросил короткий взгляд на своих прихлебателей, и те мигом перестали охать, натянув на физиономии постное выражение. Снова хозяин положения, не иначе.

— Это… меняет дело, — медленно протянул он. — Мы проверим. Спасибо.

Ага, как же. Проверите. Я и так видел, что он мне поверил. И что в его голове уже завертелись шестерёнки, пытаясь приладить новую деталь к своей интриге.

— Игорь Демьянович, — вдруг обратился он ко мне по «настоящему» отчеству, отчего-то очень торжественно. — Вы — истинный сын своего отца. И своей матери. В ваших жилах течёт кровь Мещерских, а в сердце горит отцовский огонь. Вы уже показали, на что способны. Но в одиночку вас раздавят. Мы предлагаем вам союз.

Он наклонился вперёд, понизив голос.

— Мы поддержим ваше шоу. Вашу «Зелёную гильдию». Будущую сеть «Очагов». Дадим деньги, юристов, охрану. Всё.

Тут в разговор вклинилась баронесса. Снова эта её ленивая кошачья улыбочка.

— А когда придёт время, — промурлыкала она, — и мы соберём доказательства… мы поможем вам вернуть то, что ваше по праву.

Я молча смотрел на неё.

— Титул, имя, состояние, — смаковала она каждое слово. — Вы снова станете тем, кем и должны были родиться.

Ну да. Вишенка на торте. Вернуть титул, чтобы их ручная марионетка была с родословной. Идеально. Благородный граф Мещерский с экрана телевизора будет вещать о справедливости. Очень удобно, особенно если учесть, что бороться придётся с той самой судебной машиной, которую они сами и кормят с руки. Предлагают не свободу, а золотую клетку. Да, с вкусной едой, но всё равно клетку.

Я, конечно, не показал вида, что думаю на самом деле. Устало потёр лоб, изображая всю тяжёлую скорбь на своём юном лице.

— Это… очень много, — выдавил я из себя растерянным голосом. — Мне нужно подумать.

Воронков тут же закивал, довольный.

— Конечно, — его тон стал мягким, почти отеческим. — Переварите это. Но есть совет, Игорь. Не говорите пока ничего сестре.

Я поднял на него взгляд.

— Она — такая же как и вы наследница Мещерских, — медленно сказал он, пытаясь заглянуть мне прямо в душу. — Лишнее внимание сейчас смертельно опасно. Яровой не остановится ни перед чем, если узнает.

Дешёвая грязная манипуляция. Припугнуть безопасностью Насти, чтобы я был сговорчивее и держал язык за зубами. Внутри всё закипело от злости.

Но я просто кивнул.

— Я понимаю, — тихо ответил я. — Спасибо. Я никому не скажу.

Барон Воронков, довольный собой, поднялся. Встреча окончена. Я тоже встал. Мышцы затекли, а в голове неприятно гудело.

— Мы проводим вас, — сказал барон, и молчаливый слуга снова возник рядом.

Теперь я не задавал вопросов, просто смотрел по сторонам и запоминал.

В длинном коридоре я нарочно замедлил шаг у картины с какой-то баталией. Сделал вид, что разглядываю старую мазню, а сам медленно разворачивался. Пуговица-камера на моей куртке послушно записывала всё: повороты, двери, лестницу на второй этаж. Может, это и бесполезная информация, но привычка — вторая натура. Особенно такая полезная привычка, как замечать мелочи, из прошлой жизни.

Уже на крыльце я остановился, чтобы сделать глубокий вдох.

— Воздух у вас тут хороший, — бросил я слуге, топтавшемуся рядом. — Свежий.

И пока «наслаждался» свежестью, незаметно сделал полный оборот, чтобы камера захватила двор. Пост охраны у ворот. Вон там, в кустах, притаилась ещё одна камера. А дорожка посыпана гравием — любая подъезжающая машина будет шуршать, предупреждая о гостях. Продуманно.

Я чувствовал себя разбитым, но где-то внутри