Без пощады 2 - Руслан Алексеевич Михайлов

Глава 10

39.

Двенадцатый сектор. Заброшенная промышленная зона. Неподалеку от входа в закрытые шахтные выработки под Астероид-Сити.

Трое крепких мужчин шагали по абсолютно темному коридору с уверенностью ночных хищников. Освещение им не требовалось – у двоих искусственные глаза, третий одел на лицо маску сопряженную с визорами ночного зрения. Все трое широкоплечи, шагают ровно и широко, руки расставлены в стороны, головы подняты. Отсутствие оранжевых комбинезонов и наличие пусть не новой, но крепкой и чистой цивильной одежды говорит о многом. За плечами большие рюкзаки – загруженные до предела судя по внешнему виду.

Мужчины легко минуют брошенные пластиковые ящики и бочки, пригибаются под нависшими трубами вырвавшимися из стенных креплений, отводят в сторону «шторы» обесточенных проводов свисающих с потолка подобно лианам. Еще один участок заброшенной территории Астероид-Сити отданный на поживу безжалостного времени.

Три незнакомца миновали крохотный перекресток, прошли чуть дальше и остановились у массивной двери, отгораживающей рабочую зону. Здесь их ожидал еще один мужчина. Не такой широкоплечий, но столь же спокойный и уверенный. У его ног лежит рюкзак, из кулака свисает металлическая цепочка с небольшой картой-ключом.

- Норма?

- Полностью – отозвался один из троицы незнакомцев – Никого вокруг.

Его спутники с облегчением снимали немало весящие рюкзаки, опускали их на пол.

- Клык мертв.

- Клык мертв – согласился мужчина носящий закрытую маску. Он не снял ее и сейчас – разговор велся в полной темноте.

- Как теперь вести стадо? Гребаные суки не умеют ходить молча. Бабы есть бабы. Пока не сломаешь носа – не заткнется. И кто теперь покажет маршрут без чужих глаз? Кто позаботится о случайном свидетеле как это бывало не раз? Всегда есть свидетель, мать его. Всегда найдется любопытный ублюдок желающий влезть в чужие дела.

- Я позабочусь об этом – ответил мужчина в маске. Ответил настолько ровным и спокойным голосом, что ему верилось сразу же – Клык мертв, но «нули» никуда не делись. И Клыка кто-то заменит.

- Говорят это будет Старый Хэм. С таким не договориться.

- Это на мне. Что со стадом? Скольких сук не хватает до пятидесяти?

- Семи.

- Вчера не хватало четырех!

- Три сдохли в корчах от ломки. Они ведь должны быть чистыми от химии. Пусть полудохлыми или облученными, но чистыми от химии. Иначе товар не примут, сам знаешь. Гизо Игольщик пропал. А он неплохо помогал находить овец – каждая долбанная конченая шлюха просто мечтает сделать еще одну тату, особенно если это бесплатно. И не откажется выпить или кольнуться в процессе.

- Ищите! Стадо должно быть полным. Покупатели прибывают завтра. Как с припасами? Мы принесли шестьдесят литров воды и немало пайков.

- Воды надо больше. Но у меня есть запас. Пищи хватит.

- Отлично. Осталось найти еще семь овец, подлечить их, прочистить от дерьма в крови и чуть снять радиацию. Вымыть хорошенько, одеть в комбинезоны и продать оранжевых овечек. Пустая тара готова?

- Эти запасы неистощимы. Пластиковых контейнеров столько, что на годы хватит.

- Здесь все в порядке?

- Я проверил. Никто не появлялся. Дверь не открывалась. Растяжки в боковых коридорах не тронуты. Видел только итальяшек пару раз.

- Макаронники?

- Они самые. Но не здесь. Бродили у одного из проходов в шахтные выработки под нами. Разбирают технику? После наезда «нулей» у Рома нехватка бабла. Их давят.

- Может быть… - задумчиво произнес мужчина в маске – Поставь там пару скрытых камер. У каждого из ближайших проходов в шахты. Но так чтобы тебя не заметили.

- Сделаю.

- Что с полицейской глазастой кувалдой висящей над куполом?

- Это проблема. Но от стада надо избавиться. Затем предупредим покупателей, сделаем паузу и затаимся. Когда дознаватели уберутся – продолжим.

- Как вариант. Может и в отпуск с женой наконец слетаем.

- Так… все проверено, припасы доставлены, медикаменты тоже, сменная тара готова, нехватка сук решаема. Встречаемся здесь завтра за час до прибытия покупателей. Не забудь про камеры наблюдения.

Трое мужчин развернулись и пошли обратно тем же путем, что пришли. Последний использовал карту-ключ и когда массивная дверь открылась – бесшумно и легко – принялся затаскивать внутрь рюкзаки. Плита двери вновь закрылась. Заброшенная промышленная зона снова опустела.

Спустя долгие четверть часа под потолком послышался едва заметный шум. Послышался и затих. Ультрасовременный дрон паук немного изменил позицию, втиснувшись в узкую щель между двумя трубами, закрепился понадежней, выбрал наиболее удобный ракурс для объективов и его черное матовое тело замерло. Второй паук не двигался, его позиция и без того идеальна. Пауки пришли сюда следом за одним из четверых незнакомцев – тем, что пришел сюда первым. Он был другом Игольщика, о нем имелось немало упоминаний на харде из компьютера Гизо, что часто упоминал о кореше технике немало помогшем с настройкой протеза руки превращенного в татуировочную машинку.

Захваченные изображения и звук были уже переданы на защищенные сервера дознавателей, копия отправлена на висящий над куполом тяжелый полицейский корабль.

40.

- О Господи… - эти слова вырвались у не слишком то и верующей в высшие силы Марлин сами собой.

На миг перестав быть холодной и уверенной телохранительницей она стала обычной девушкой пораженной до глубины души. Перед ее глазами замелькали виденные однажды газетные статьи и фотографии. Трупы и кровь, много крови. Упоминание о маленькой девочке, но никаких следов ребенка кроме все той же крови… статья о убитом главе семьи, о изнасилованной и убитой женщине, о искалеченном пацане пережившем и видевшем такое, от чего никогда не оправится и взрослый.

Она сумела вернуть себе самообладание. Вернуть контроль над совершенно лишними сейчас полыхнувшими эмоциями. Опустила взгляд на брата Джорджи съежившегося у ее ног. Звякнула о пол опустевшая металлическая фляга. Она поняла – это правда. Все сказанное Нортисом – правда. Бескорыстно помогший множеству обездоленных людей смиренный монах – насильник и детоубийца.

Он и не пытался опровергнуть страшное обвинение.

Разом опьяневший от большой дозы крепкого алкоголя брат Джорджи плакал, размазывая по щекам слезы. Он всхлипывал словно ребенок. И при этом в его плаче чувствовалось облегчение.