Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов

толку мало. Никаких тебе курсов, никаких новостей с товарных ярмарок, ни одной внятной таблички с ценами. А ведь можно же замутить вполне себе полезный листок. Погода, заметки с рынков, реклама товаров. Да даже колонку «Спрашивали — отвечаем» сделать!

Эко я размечтался!

Просто в последнее время стал замечать, что деньги у меня утекают как вода из дырявой бочки. И это неудивительно — Москва деньги любила во все времена. Надо чем-то начать зарабатывать. Цемент Тимохи? Геморно. Оставим напоследок.

Ясно одно: если сесть и хорошенько повспоминать, знаний у меня хватает — интегралы, дифференциалы всякие. Высшую математику я в своё время изучил неплохо. Вот только… придумал ли, например, Риман свой интеграл к 1826 году? Или я опять собираюсь удивить людей тем, чего они ещё не изобрели? А главное — кто мне за это заплатит? Ну вот серьёзно: ты заходишь в лавку и говоришь купцу: «А у меня, между прочим, ряды Фурье есть!» — и что он? Даст тебе калач? Смешно!

Думал даже про что-то вроде экспресс-доставки писем. Такая «неэлектронная почта» — быстро, надёжно, в пределах Москвы. Может, и будет спрос.

Производство чернил наладить? Вот не помню из чего, но у нас, в будущем, они другие были, сохли заметно быстрее. Я знаю, что в составе, кроме сажи чернильной и уксуса винного, ещё и камедь есть. Но где эту камедь взять — ума не приложу.

Может, и вправду я тут велосипед изобретаю? Кстати. Велосипедов я тут не видел. Изобрести, что ли?

Другое дело, что бизнес — а это именно так называется — сейчас, откровенно говоря, несильно приветствуется в дворянском обществе. «Торгаш, промышленник, купчишка…» — почти ругательства. Ну, не дело это — барину деньгу зарабатывать. Он её должен иметь!

— «Я московский озорной гуляка, по всему Тверскому околотку! В переулке каждая собака… » — горлопанили мы во всё горло, выходя из ресторана уже друзьями.

Черт, не успел я сегодня в свой домик заехать — проведать, как дела с переселением. Зато с друзьями посидели душевно.

Так-с… и где моя карета с Тимохой?

— Сбег, подлец! Пороть его надобно! Я сразу заприметил: глаза у кучера твоего уж больно дерзкие. Смотрит так, будто мы ему должны, — возмущенно заявил Сашка.

— Ничего, сейчас наймём пролётку — пообещал он и неумело свистнул, подзывая дежуривших у ресторана извозчиков в количестве трёх штук.

С чего бы Тимохе сбегать? Может, решил по старой привычке таксануть? В смысле — подкалымить извозом… Хм. Надо спросить у местных бомбил, куда делась моя карета.

— Квартальный надзиратель забрал экипаж… По служебной надобности, — зажимая в руке пятак, поделился подробностями один из двух неудачливых извозчиков.

Удачливый укатил с Саней и Гришей. Сашка при мне пообещал тому рупь, если лихо гнать будет.

— Идиотизм! Да какое он право имел? — возмутился я вслух.

— Так это… я был с пассажиром, а квартальному господину ехать надоть срочно было — подозрительного кого-то приметил! А ваш холоп отказать не имел права — накажут за неповиновение власти!

Пешком, злой и подшофе, топаю в управу. Благо это рядом. Здание приметное: вывеска с вензелем, фонарь с гербом, караульный у входа. Захожу. Внутри всё скромно: небольшая конторка с двумя писарями, скамьи для посетителей. Массивный стол, очевидно, управляющего. На нём — книги регистрации, чернильница, внушительная печать и аккуратно разложенные листы.

Рядом комнатка для задержанных, которая в данный момент пуста. У стены — скамья и бочка с водой. Вдоль стены — несколько шкафов с бумагами. В углу — печка, часы, крюк для сабли, и сама сабля на нём.

— Власть полиции имеет право в случае преследования вора, злодея или для спасения жизни и имущества употребить средства и силы ближайшие, в том числе и требовать помощи от обывателей, — терпеливо и уважительно поясняет мне полицейский чин. — Только квартального надзирателя у нас не бывает, он приём ведёт в квартире.

— Где? — переспросил я, решив, что ослышался.

— Квартирная квартира! Он там с писарем обитает. Только нет их уже — домой ушли, и не вернутся сегодня. Время-то позднее.

— Черт-те чё! А если сломаете что в моей карете, кто отвечать будет? — проворчал я.

Чин выпрямился, как по команде, и бодро отрапортовал:

— Было такое в прошлом годе. Повредили хомут. Так, полиция и возместила. Господину Тиняйникову, купцу третьей гильдии, уплачено было двадцать пять копеек серебром, да и извинения официальные приложены. Письменные, с гербовой.

Служивый сделал паузу, как будто дал мне время оценить величие местной надзирательной системы, и продолжил уже мягче:

— Вам бы, сударь, вернуться туда, где ваша карета стояла. Может, кучер и возвратился уже. Ну, ежели не сбежал, конечно. Ну, а коли сбежал — так это опять же к нам… — развёл он руками. — Квартальный такими делами не занимается.

— Да не сбежит он! Гнать буду, а не уйдёт! — в сердцах рявкнул я и отправился обратно к ресторации.

— Верю! По всему видно — душевный вы человек, — донеслось мне в спину.

Пожалуй, сказано было это насмешливо. Или мне уже кажется спьяну?

Подойдя к питейно-едальному заведению, я, наконец, обнаружил свою пропажу.

Из кареты торчала Тимохина задница, голова же кучера находилась внутри. Штаны, кстати, у моего крепостного грязные и порванные! Как горит-то всё на нём! Разорит меня, шельмец. Если раньше не доведёт до психоза.

— Ты где был, скотина⁈ — грозно спрашиваю я, подходя ближе и сдерживая желание дать пинка.

— Ты не поверишь, меня ведь чуть не убили только что! — развернулся на знакомый голос Тимоха, и я понял, что непорядок со штанами — это так, ерунда. Весь кафтан моего крепостного был залит кровью!

— Тебя что, ножом пырнули? — гнев мой вмиг испарился, уступив место волнению.

Глава 17

Нет, товарища моего, к счастью, не прикончили. Однако поволновался я не зря — покушение было, и вполне настоящее. Его действительно пытались зарезать, и лишь умыкнутая, как я подозреваю, у мадам Хитро табакерка, спасла уже начавшее принимать солидные размеры брюхо моего конюха.

— И ведь деваться некуда было. Полицай этот поганый, когда я вздумал возражать, такого тумака отвесил, что аж звездочки в глазах словил! Пришлось ехать, ловить злодея.

— Ну и сидел бы себе на козлах, чесал бороду. Зачем на нож-то кидаться? Ты ж обычно трусишь, а тут вдруг геройствовать вздумал.

— Я⁈