Ополченцы - Алексей Дягилев

отчётливо выделялись на влажной земле. Прошедший накануне отряд оставил не только отпечатки сапог и подков, но ещё и мины, вот на одну из них Федя и наступил. Я уже хотел приколоться и сказать известный афоризм насчёт вступления в дерьмо и в партию, но вовремя «прикусил язык», всё-таки партия тут была одна, и отношение к ней было определённым. Через полчаса нашей погони, когда мы пересекли просеку, а потом и лесную дорогу, догнали своих, которые как раз остановились на привал.

Взводный пришёл в себя, и передвигаться самостоятельно, хоть и мог, но его приходилось поддерживать с двух сторон. Хотя половина отделения у нас считай, что освободилась, и теперь мы двигались следующим образом. В боевом дозоре у нас бежал Трезор, он же Филя потом шёл Малыш с пулемётом и проводницей, дальше друг за дружкой все остальные, ну и замыкал наше шествие конный обоз, а в тыловом охранении топал танкист с эмпэхой. Так как мы шли не особо быстро, то Филька успевал навернуть вокруг нас несколько кругов, заменяя так же и боковое охранение. Лошади, конечно, побаивались волка, и всхрапывали, чуя его приближение, но со временем привыкли, да и сам охранник на виду не маячил, а челночил с фланга на фланг в основном впереди. Оружие у нас было у всех, причём пятьдесят на пятьдесят, как трофейное, так и наше. Такой же расклад был и по автоматическому, и даже Маша шагала вооружённая двустволкой. Как оказалось, она работала хомячихой, тьфу ты лесничихой, заменяя ушедшего на фронт, и погибшего в самом начале войны мужа.

Удачно проскочив через ещё одну лесную дорогу, мы что называется, попали. Нам оставалось пройти совсем немного, когда из головного дозора прибежала Машка, и почему-то шёпотом произнесла только одно слово. — Немцы. — Останавливаю отделение и, приказав бойцам рассредоточиться и занять круговую оборону, крадусь, в указанном проводницей направлении, осторожно перемещаясь от дерева к дереву. При моём приближении, занявший позицию для стрельбы Малыш, негромко цикнул, и я, присоединившись к нему, узнал в чём дело. Со слов Емели выходило, что нам оставалось пересечь ещё одну дорогу, а также просеку и, пройдя километр, мы бы оказались у переправы, или выйти на Каменскую дорогу, и уже по ней двигаться к мосту, но просеку тоже нужно было пересечь. А вот как раз на этой-то просеке, сейчас и окапывались фрицы. Самих их было конечно не видно, мешали как деревья, так и густой подлесок, но вот слышно было хорошо, причём как стук лопат по грунту и корням деревьев, так и гортанные голоса. Вместе с Емелей возвращаемся к основным силам, и отходим метров на сто назад. С одного советуюсь с проводницей, чтобы выяснить, в какую глубокую засаду мы попали. Поговорив с Машей, высылаю людей в ту сторону, откуда мы пришли, чтобы проверить пути отхода, а сам беру дядю Фёдора и идём на юг. Обходить просеку с севера было бесполезно, она выходила к реке, да и оттуда как раз раздавалась стрельба, а вот с юга можно было попробовать. Только для этого нужно было пересечь дорогу и, сделав крюк, подойти к переправе в нужном нам месте, или пройти ещё дальше на юг, а потом, повернув на восток, выйти к реке южнее.

Мы с Федей сходили удачно, противника не обнаружили, а вот разведка наткнулась на колонну немецких машин, которые натужно рыча моторами, ехали по просёлку. Бойцы не спалились только потому, что сначала услышали рёв двигателей, а потом увидели проблески от фар, ну и на дорогу естественно не полезли. Пока есть возможность, решаем проскочить в единственном направлении, так что топаем на юг, но почти дойдя до дороги, обламываемся. Звук моторов доносится уже рядом с тем местом, где мы хотели пройти. Плюнув на всякую осторожность, всё равно движемся вперёд, и останавливаемся в пятидесяти метрах от трассы. После прохождения по ней танков и отступления массы войск, дорога действительно напоминает трассу для «Кэмел-трофи». Решив узнать в чём дело, подбираюсь ближе к обочине и наблюдаю, как немцы борются с этим верблюдом. Слава богу, их немного, всего два грузовика, с прицепленными на буксире орудиями. И хоть трёхмостовые трёхтонки, и являются вездеходами, но раскисшая от дождей трасса, в этом месте пошла в горку, и колёса первого грузовика, начинают бессильно прокручиваться на месте, после десяти метров подъёма. Машину удаётся вытолкать на ровное место, только усилиями обоих расчётов, так как толкать приходится около ста метров. Пока «цыгане пестрою толпой, толкали жопой паровоз, не потому что он тяжёлый, а потому что без колёс», у меня созрел «коварный» план, и я иду рассказать про него командиру и озадачить бойцов.

Бояться и болтаться как оно в проруби, уже надоело, поэтому собрав «Тимура и команду», озвучиваю своё решение. Нас немногим меньше чем фрицев, так что когда они начнут толкать второй «паровоз» и будут немножко заняты, закидать их гранатами, а первый грузовик захватить и прорваться на нём сквозь позиции противника. Водила у нас был, да и сам я на таком вездеходе пару раз ездил. Распределяем оставшиеся бутылки и гранаты между бойцами и идём совершать диверсию. Взводный опять скис, так что оставляем его на попечение одного из ездовых. Вся остальная «банда» у нас в деле. Основной группой у нас командует Мишка, я же в группе угонщиков автотранспорта. Группа состоит почти из одного меня, поэтому надеваю немецкую каску и плащ-палатку и, поменявшись автоматами с Кешей, по опушке леса крадусь к угоняемой машине. Рядом со мной пробирается Маша со своим питомцем. Немцам толкать свой «паровоз», около ста метров, и после небольшого перекура, они только что приступили к этому мероприятию, так что разобраться с ними, мы успеваем. Наши начнут действовать, только после моих выстрелов из револьвера, хлопки в принципе не громкие, так что за рёвом мотора фрицы их расслышать не должны, а если и услышат, то будет уже поздно. Сделать уже по любому ничего не успеют.

Заняв позицию за деревом, в нескольких шагах от машины киваю Маше, а она уже отдаёт команду своему зверю. — Вперёд. — И когда Филя выскакивает на середину дороги, негромко командует. — Сидеть. — Волк усаживается в свете фар и, разинув пасть и вывалив на сторону язык, начинает часто дышать. Водитель и старший машины, увидев такую картину маслом, «немного» удивились, так удивлёнными они и умерли, секунды через две — три, а потом началось основное веселье. С первым разрывом гранаты я